Польские трупы

Так как же следует это сделать? (Снова логическая задача.) Недостаточно просто убивать; надо действовать как настоящий серийный убийца. А какой серийный убийца избрал бы в качестве объекта расправы почти семидесятилетнего бизнесмена? Нужно выстроить психологический образ такого человека.

И он начал собирать в интернет-кафе материалы о серийных убийствах. Покупал учебники психиатрии и биографии маньяков-убийц; хранил их в анонимном сейфе. Изучал интервью с полицейскими психологами и репортажи с судебных процессов. Важен был некий особый знак, по которому следствие могло бы без сомнений установить авторство убийства, — поэтому он придумал кровавые мазки, следы свежей крови на лицах жертв: характерные и при этом многозначительные. Фигура убийцы стала приобретать в его воображении конкретные черты. Какое оружие тот выберет? Конечно, нож; с минуту рассматривал вариант бритвы, но нож более аристократичен. Как будет наносить удар? Пырнет сзади, в почки, или спереди, в сердце, а может, перережет горло? Сквозь глаз в мозг? Ему нужна была кровь для мазков, поэтому в конце концов победило горло.

Так оно и шло. Никто ведь не останавливается на полпути, решая кроссворд.

Казалось бы, в какой-то момент он должен был принять конкретное решение, раз уж вышел в город и убил свою первую «типичную» жертву. А вот и нет. На весенней ярмарке, куда они отправились с сыном, он купил нож — поскольку, увидев его, подумал, что такой наверняка бы понравился вымышленному убийце. Стал этот нож носить при себе — поскольку прикосновение к нему было приятным. А первое убийство произошло так: Донован увидел мужчину, убийца в голове Донована крикнул, распознав объект своей безумной тяги, мужчина заметил заинтересованный взгляд Джона, завязался разговор, с каждой секундой приобретавший все более сюрреалистический характер, мужчина начал что-то подозревать, его внимание привлекли нервные движения руки Донована в кармане пальто, еще минута, две — и выхода не осталось, Джон должен был перерезать ему горло и измазать лицо.

Две следующие жертвы также были — должны были быть — случайными. Казалось, будто Провидение ведет его за руку: на пустой гостиничной парковке он СЛУЧАЙНО встретил отца. Нож был при нем. Убийца в голове орал. Отступить, отвести руку — это было немыслимо.

И, разумеется, серия не могла закончиться Донованом-старшим, это возбудило бы подозрения. Случай подводил под нож очередные жертвы. Пять? Шесть? Семь? В какой момент следует остановиться? Когда будет достаточно? Но Джон снова выхватывал из толпы лицо — и уже видел на нем красные линии. Ох, удался ему этот убийца, даже слишком удался.

Вот что успел рассказать Джон, пока его не арестовала инспектор Уэсли. Исповедовался, конечно, своему сыну, Алану. Алан застал его в минуту отчаяния, когда он, ожидая полицию, звонил адвокату и уничтожал компрометирующие записи; слова полились сами собой. Подросток слушал молча. Не произнес ни слова и когда отца забирал Скотланд-Ярд.

Третья часть — это, прежде всего, история взросления. У Алана уже и раньше не было нормальной семьи: единственный ребенок, он жил с разведенным отцом, который большую часть времени пропадал на работе. Как ему жить дальше и вести себя в ситуации, когда отец оказался серийным убийцей, да еще убийцей собственного отца? Его раздирают противоречивые чувства (серийные убийцы — cool); к тому же отношения Алана с дедом складывались не лучшим образом. Мы невольно стараемся приукрасить и облагородить каждую унизительную ситуацию, в которой оказываемся, чтобы вообще быть в состоянии ходить с поднятой головой. Алан — учитывая обстоятельства и возраст — адаптируется очень быстро. Уже на третий день он приходит в школу в футболке с надписью Я СЫН ЧУДОВИЩА. Сатаниста ведь не обидишь, бросая ему в лицо: «Ты, дьявол!»

Окружение только укрепляет его в правильности избранной роли. Приятели расспрашивают об отце и выпытывают подробности преступления, и Алан начинает изучать газетные отчеты, сравнивая их с рассказом Джона. Так рождается чисто эстетическое восхищение. В кровавых полосках есть красота — то есть Алан ее видит. Линии крови снятся ему по ночам.

Он навещает отца в следственном изоляторе. Дело против Донована лишено серьезных оснований: от ножа он успел избавиться, других вещественных доказательств не обнаружено, объекты биологического происхождения отсутствуют — он был осторожен: все-таки, в отличие от настоящих серийных убийц, ему подсознательно совсем не хотелось быть пойманным, а то, что у него нет алиби на время убийств и есть мотив устранить Донована-старшего — этого ведь недостаточно для обвинения. И какие показания могла дать инспектор Уэсли? О случайной встрече недалеко от места преступления и возникшем у нее предчувствии, ни о чем больше. Но чтобы замарать репутацию и вызвать проблемы с вступлением в права наследства, вполне достаточно. Когда тебя выпустят, папа? — Как сложится.