Польские трупы

Притворяться, говорить: «Да, солнышко, извини, солнышко» — и улыбаться. Усыпить ее бдительность, подкрасться сзади, когда она развешивает белье в ванной, вставая на цыпочки на невысокой стремянке в своем коротеньком халатике, так что заголяется часть попки, — подкрасться с улыбкой, схватить, приподнять повыше, взяться за веревку где-нибудь между лифчиком и носком, обернуть ее худую шейку и отпустить. Я уже вижу мысленным взором, как вздрагивают эти ее маленькие пальчики с красными ноготками.

Она предложила вместе поехать куда-нибудь на уикэнд. Например, в горы. Вот он, долгожданный случай. Прогулка вверх по склону, мокрая тропинка, моросит дождь, я уговариваю ее подняться чуть выше, она сначала артачится, но потом соглашается, мы взбираемся на самую кручу, под нами пропасть глубиной почти сто метров. Легкий толчок, и она летит, отскакивая от камней, как манекен, и исчезает в тумане внизу.

Но я прокололся, слишком было заметно, как я рад поездке (даже купил себе туристические ботинки), — и она догадалась. Сообщила, что, к сожалению, на этот раз все отменяется, потому что она неожиданно получила дополнительный заказ и в субботу ей придется выйти на работу.

Я понял, что мне нужно быть осторожнее. Она забыла возле телефона свой синий календарик. Пошла в ванную. Четверг на следующей неделе был обведен красным фломастером, наверное, в этот день она запланировала окончательно со мной разделаться. Надо управиться до четверга. Наверное, лучше всего сжечь ее в автомобиле. Разолью в салоне бензин и спрошу, чем так воняет в машине? Она туда сядет, а я, заблокировав дверцу, брошу внутрь зажигалку Zippo.

Нет, вряд ли это удастся, она выскочит через другую дверь, обожжет себе лицо, останутся рубцы, и я всю жизнь буду состоять мужем при страхолюдине.

Первый раз она попыталась убить меня сразу после свадьбы. Под видом таблеток от головной боли дала мне свои противозачаточные пилюли, а когда я не умер, принялась надо мной подшучивать и даже со смехом рассказывать знакомым, какая, мол, она ужасно рассеянная, — но меня с толку не собьешь. Я знал, что последовательный план устранения меня из этого мира и присвоения моего цифрового фотоаппарата начал осуществляться.

С тех пор всю еду, которую она мне подает, я стараюсь проверять на собаке. Улыбаясь, заговариваю жене зубы и тяну время, украдкой косясь на суку: не корчится ли та в конвульсиях. А для верности беру с тарелки первый кусок, насаживаю на вилку и подношу к пухлым чувственным губам жены.

Поняв, что я ее раскусил, она сменила тактику. Попросила, чтобы готовил я, — мол, у мужчин лучше развиты вкусовые рецепторы и богаче фантазия. Хотела меня унизить. Это ее способ усыпить бдительность противника. Низвести его до уровня раба, лишить остатков собственного достоинства, растоптать гордость, заставить целовать ей ноги и бросаться исполнять команды, стоит госпоже повести бровью. Нет, я этого не допущу. Может, как в кино, привязать ее к кровати, растянув в стороны руки и ноги?

Она постоянно меня контролирует. Прежде чем уйти на работу, спрашивает, чем я собираюсь заниматься, иногда даже звонит:

— Привет, мой хороший. Что поделываешь?

— Пишу.

— О, извини, что помешала.

— Ну, я вообще-то еще не начал.

— Ну, так начни. Купи потом что-нибудь, а то в холодильнике пусто.

Не для того же она мне звонит, чтобы проинформировать, что в холодильнике пусто. Я это знаю еще с завтрака. Могла бы придумать предлог получше.

Возможно, удастся уговорить ее вымыть окна. Мы живем на пятом этаже. Или положу обручальное кольцо в вазочку с десертом. Она зачерпывает полную ложку и давится. Я делаю вид, что колочу ее по спине, а сам колочу по голове, она теряет сознание, падает на пол, кольцо выскакивает изо рта и катится под газовую плиту. Потом она будет трезвонить на каждом углу, как я ее спас, когда она подавилась.

Знакомы ли ей угрызения совести? Сдается мне, что нет. Она действует расчетливо и хладнокровно, как типичный наемный убийца.

— Я люблю тебя, котик, — говорит она, иезуитски скаля эти свои белые зубки, уход за которыми стоит целое состояние.

Но напрасно она думает, что хитрее меня, я тоже улыбаюсь и отвечаю:

— А как я-то тебя люблю.

Однако мы оба, похоже, знаем, что у другого на уме. Только кто окажется проворней?

Ушла на работу. У меня есть немного времени, чтобы все приготовить. Наточить ножи, достать большую кастрюлю, налить туда масла, чтоб разогревалось, порезать картошку длинными брусочками (чтобы сбить с толку следователей). Она возвращается, я стою возле плиты и, состроив плаксивую физиономию, как у малого дитяти, говорю ей жалобно:

— Прямо не знаю, достаточно ли разогрелось масло для картофеля фри?

Она подходит, наклоняется, и я пихаю ее лохматую башку в раскаленное масло, а потом, слушая, как скворчат ее уши, спрашиваю:

— Боюсь, оно таки холодновато, да, прелесть моя?