Полтергейст в Прошмыркине

Дрожащими от волнения руками он достал из кейса лупу и долго изучал каждую деталь фотографии, убеждаясь всё больше и больше: перед ним уникальный, возможно, единственный в мире снимок представительницы древнего племени чернокнижниц. Любезный молодой человек по просьбе профессора немедленно предоставил и негатив. Экспертиза, проведённая тут же, на месте, гарантированно подтвердила, что это не фотомонтаж. Такое многообещающее начало столь воодушевило участников экспедиции, что они с жаром начали углубляться в непознанную сферу ведьмологии.

Ночными исследованиями особенно охотно занимались молодые учёные и, преимущественно те, кто не был связан узами Гименея. По утрам на «пятиминутке» в комнате общежития, где поселился профессор, проводилось обсуждение итогов минувшей ночи. Помятые, с синевой от бессонницы под глазами, со сбитыми причёсками и следами губной помады на щеках, учёные мужи и дамы докладывали об итогах ночных исследований. Они демонстрировали таблицы, пестрящие данными, которые отражали показания самых разных исследовательских приборов. Кроме того, делались устные доклады о визуальных наблюдениях, в ходе которых использовались диктофонные записи странных звуков и голосов, вполне возможно, издававшихся потусторонними существами.

Некоторые загадочные объекты удавалось заснять на фото и видео. Например, аспирант Мылов в полночь заснял видеокамерой нечто странное и аморфное белого цвета, висевшее над крышей одного из домов. Впрочем, кое-кто из злопыхателей сразу же опознал в этом таинственном объекте кальсоны агронома Бухина, которые озорная деревенская пацанва повесила на его же телеантенну.

Но аспирант напрочь отмёл эти клеветнические измышления. Он утверждал, что едва в его видеокамере по непонятной причине (как видно, не без вмешательства местной нечисти!) закончилась кассета для видеозаписи, о чём он чрезвычайно сокрушался, произошло нечто невероятное. Внезапно загадочный предмет, извергая струи пламени, стремительно ушёл в тёмные ночные облака.

– …Вы когда-нибудь видели реактивные кальсоны?! – язвительно вопрошал он своих оппонентов.

К тому же, имелся живой свидетель описанных им НЛК (неопознанных летающих кальсон) – молодая доярка местного колхоза Шурочка Крапивина, которая в этот час, совершенно случайно проходя по улице, тоже приняла участие в наблюдениях и даже оказала Мылову посильную помощь в замере параметров фонового излучения в округе дома Бухина. По словам аспиранта, полученные ими данные способны потрясти любого скептика.

– Заш-шкаливает! – чуть заплетающимся языком отметил Мылов.

Впрочем, некоторые из участников «пятиминутки» тут же предположили, что он имел в виду не шкалу прибора, а перебор по части шкаликов чего-то очень крепкого.

…В те же дни команда младших научных сотрудников, вооружённых заговорёнными сетями и осиновыми кольями, прочёсывала окраины заброшенной овцефермы. Там, по некоторым неофициальным данным, обосновалась парочка кровожадных вурдалаков. Самой первой увидеть их довелось жительнице Прошмыркина Верке Куропаткиной по кличке Гюльчатай. Столь экзотическое прозвище огородная бригада присовокупила ей к официальному имени за умение в разгар рабочего дня, отбросив мотыгу, спрятаться в густой бурьян, чтобы там всхрапнуть часок-другой. И напрасно, разыскивая её, бегал кругами и диагоналями рассерженный бригадир с суховскими усами и огородной фамилией Капустин, взывая к совести Куропаткиной. Не просмотрев трёх-четырёх положенных снов, Верка, как правило, из своего убежища не появлялась.

В тот памятный для всей деревни и экспедиции день бригада полола бахчу. Куропаткина-Гюльчатай, пройдя пару рядков, как и обычно, незаметно для всех улизнула в заросли дикой конопли. Зоркое бригадирское око узрело её исчезновение слишком поздно. Но на сей раз надрывать гортань, вопя: «Верка, вылазь, прогул поставлю!» – ему не пришлось. Тишину над полем внезапно прорезал истошный поросячий визг, и из конопли бледная, как полотно, выскочила Гюльчатай. Дрожа всем телом, словно от сильнейшей лихорадки и, что-то бессвязно мыча, Куропаткина подбежала к женщинам, и трясущимся пальцем указала на старые, полуразвалившиеся кошары, стоящие невдалеке.

– Ой, что это с ней?! – забеспокоились женщины, пытаясь напоить Верку холодной водой.

– Страшный сон увидела. Сколько ж дрыхнуть-то можно? – едко ухмыльнулся бригадир.

– Тебе бы такой «сон»! – у Гюльчатай наконец-то прорезалась членораздельная речь. – Там… Там такое! Словами не передать!..

– Ой, либо покойник?! – всполошилась пугливая жена бригадира Аннушка Капустина.

– Два! Два покойника! – выпалила Гюльчатай, широко-широко раскрыв глаза. – И оба – живы-ы-ы-е!!!

– Что за чушь?! – возмутился Капустин. – Если это мертвецы, значит, они мёртвые. Если живые – значит, живые.

– Да?! – взвизгнула Гюльчатай. – Это – покойники! Да только не те, что смирненько лежат, а те, что из могил вылазиют! Вурдалаки! Глазищи – красным огнём горят, клыки – вот такенные, рожи – зелёные, на руках – когтищи чёрные!..