Полукровки

Его подбородок зарос щетиной в седых клочьях. Он не оборачивался почти неделю. Я был уверен, что это было из-за седого деда Бриттани и того, что с ним случилось. Прошло уже много месяцев, и Даррен должен был бы уже забыть. Но он не забыл.

Провести неделю на двух ногах – это долго. И оказалось еще и затратным.

Отчасти денег на заправку нам хватило, чтобы добраться до этого места, потому что нам приходилось есть «на ходу» или из холодильников на заправках. Потому что Даррену не удавалось поймать ужин в зарослях.

Для тебя все на ходу, если ты вервольф.

Мир словно хочет, чтобы мы оставались чудовищами. Словно не хочет дать нам возможности жить нормально, как обычные горожане.

Даррен сел, взял телефонную книгу, быстро пролистал ее, остановился на какой-то странице.

– Прачечная самообслуживания, – сказал он, словно спрашивая у Либби разрешения. Дело касалось не шмоток – у нас была новая одежда той идеальной семейки из трейлера, – вопрос был в инфостендах, которые всегда бывают у прачечных самообслуживания. Там люди обычно оставляют объявления – требуется перенести ящики или выкопать канаву. Сотни вещей, многие зашифрованные, обо всем Даррен мог сказать уверенно, поскольку это было его специальностью, он вырос на таких работах – вообще-то с последней работы его выперли, поскольку он выполнил ее слишком хорошо.

Ему пришлось уйти вечером, поскольку телефон мотеля нам был доступен только до одиннадцати утра, а так он обычно звонил, оставлял сообщение, и ему отзванивались. Мы могли бы сделать все это и с платного телефона, но вскрытие телефонной будки на заправке – верный способ нарваться на беседу с полицией.

– Давай, – сказала Либби, выпроваживая Даррена.

Дважды ему говорить не пришлось.

– Буду хорошим мальчиком, – сказал он, касаясь козырька бейсболки на прощанье, и единственной причиной, почему мы с Либби двумя часами позже смогли свободно гнать дребезжащую «Импалу» назад на юг со скоростью сто двадцать миль в час, было то, что, хотя он и записал телефонный номер мотеля на запястье, он забыл положить в карман ключ от комнаты.

Насколько знала полиция, он был один и просто ехал мимо.

Это было все, что у нас было, чтобы спасти его.

Это и еще медведь.

Мы не узнали конца истории до утра, но Даррена взяли вот так.

Как он практически пообещал Либби – он знал, что так будет лучше всего, – он просто пошел туда, где согласно телефонной книге мотеля находилась первая из двух круглосуточных прачечных самообслуживания. В его кармане позвякивали наши двадцатипятицентовики, на случай если ему вдруг понадобится оправдание для нахождения в этой прачечной.

Когда ты вервольф, приходится продумывать все.

В первой прачечной на стенде была приколота кнопкой старая карточка для записей, что кому-то надо за приемлемую оплату прочистить дождевой желоб.

Даррен взял карточку.

Да, приемлемо для него. Особенно если дают сэндвич с ветчиной.

У второй прачечной были сплошные объявления о газонокосилках на продажу, займах и стрижках, которые можно было сделать. Он уверенно вел пальцами от телефонного номера к телефонному номеру, и через некоторое время некий запах пробился сквозь запах стирального порошка и кондиционера для белья.

Те, другие вервольфы.

Они были здесь.

Даррен последовал за этим запахом к стиральной машине, у которой стояла одна из них.

Он приник носом к щели для монет, когда заметил женщину, смотревшую на него от промышленной сушилки.

– Что это за мыло? – спросил он, делая вид, что принюхивается именно к этому.

Она обернулась, продолжая запихивать постельное белье в сушилку, словно мертвое тело, которое пыталась скрыть.

Даррен снова втянул воздух, удостоверяясь, что это тот самый запах.

Это же бессмысленно, верно?

Если ты подворовываешь ради еды, ради заправки – а они были вервольфами, – то не будешь заморачиваться стиркой по самой низкой стоимости? И если на рубашке кровь, то все равно стирка ни к чему хорошему не приведет.

Даррен, наконец, выпрямился, позвенел монетами в кармане, затем кивнул себе, словно это было не его дело. Однако по пути назад в мотель, держа обеими руками ту карточку по поводу прочистки дождевого желоба, чтобы не потерять ее, он снова наткнулся на этот запах, словно на линию, начерченную в воздухе.

Они тоже шли туда.

И не на двух ногах.

Острый привкус в гортани был потому, что они только что обернулись.

Они бежали прямо к Мэйн-стрит, все четверо.

Даррен посмотрел туда, куда они ушли, облизнул верхнюю губу, чтобы запомнить их запах.

Поскольку он не хотел терять ту карточку с прочисткой дождевого желоба, он сложил ее и сунул между кирпичами, а затем повернул направо, вместо того, чтобы по клинкерной мостовой вернуться в мотель.

Поскольку он так сфокусировался на запахе, он не заметил полицейской патрульной машины, припаркованной кварталом дальше с выключенным мотором, не заметил огонька сигареты над рулем.

В конце дороги, по которой он шел, оказалась синагога. Нет, храм. Так было написано на указателе. Единственный еврейский храм в Северной Каролине. В любом случае первый, который Даррен видел так близко.