Фентрисс в изнеможении откинулся на спинку стула.
– И это после стольких лет? Ты хочешь не просто расстаться или разъехаться, а обязательно развестись и развенчаться?
– Да, именно развенчаться! Мы все: и он, и вы, и я – мы были как будто повенчаны друг с другом. Невозможно поверить, что этого больше нет. Это как наваждение… Иногда часа в три ночи у меня звонит телефон, и я боюсь подходить. Мне кажется, что это он. Звонит, чтобы сказать: я люблю тебя…
– Но это не может быть он.
– Откуда ты знаешь, а вдруг может? И утром, когда завтракаю, я тоже никогда не беру трубку! Завтраки – это… У нас были такие удивительные завтраки… Такие обеды… Мы шли в «Grand Cascade» или ехали куда-нибудь за город – в «Hotellerie du Basbreau» или даже в «Pierrefonds», где дают только сэндвичи, но у нас всегда было с собой такое хорошее вино, что с ним даже простые сэндвичи шли на ура… А еще «Hotel de la Poste» – в Авиньоне, кажется… Или нет? Где еще может быть во Франции «Hotel de la Poste»?
– Я не… – попытался вклиниться Ральф Фентрисс. Но она продолжала:
– Ну, неважно… Помнишь тот потрясающий томатный суп? Сэм еще придумал класть на него сверху плоский сухарик, как будто это лед, а потом ложкой прорубать прорубь, чтобы прорваться внутрь… Как-то раз мы заказывали его три раза подряд и после каждого выпивали по бутылке «Le Corton». Нам тогда очень повезло, что в отеле нашелся свободный номер; возвращаться в Париж мы были уже не в состоянии. Ты еще тогда лег спать в ванной…
– Просто не хотел вам мешать…
– Сэм тогда сказал тебе: давай ложись с нами – только отвернись…
– Эх, старина Сэм…
– Он – такой…
– И не говори. Эмили, дорогая, кажется, это было еще до тебя.
– Да ладно придумывать… – поджала губы супруга. – Это было шесть лет назад. Уилме тогда только исполнилось четырнадцать.
– Хм…
– Не бери в голову. Я же сама тебя отпустила. Сэму всегда было позволено все…
– Эх, старина Сэм… Но я, кстати, честно просидел всю ночь в ванной – не только «отвернулся», но и заткнул салфетками уши.
– Надеюсь, мы ничем не задели твое самолюбие…
– Знаешь, от стонов и воплей в постели еще никто не умирал.
Он в очередной раз наполнил бокалы.
– А помнишь, как Сэм предложил мэру Парижа перекрасить Эйфелеву башню в другой цвет? И они ее перекрасили. Вот это было круто! Особенно когда они установили освещение – в такой чудесной теплой гамме, повторяющей оттенки мрамора на облицовке большинства парижских домов… А еще он пытался отстоять старые обшарпанные автобусы с открытыми задними площадками – с них было так удобно окликать девушек, проезжая по улицам Парижа…
– Вот это точно!
– А ты помнишь, что именно он и никто другой – и даже не Общество любителей Хемингуэя – именно он убедил журнал «Weekly Tour» включить в список достопримечательностей бар Гарри на маленькой улочке возле «L’Opera». Там были отличные хот-доги и очень дешевое пиво, но главное – там работал бармен, который лично помнил Папашу… А потом ему удалось обработать управляющего отеля «Ритц», что неподалеку за углом, на Place Vendome, чтобы он восстановил там бар «Хемингуэй» – с тем же мягким освещением в теплых, почти тропических тонах, с большим портретом Папаши, с его книжками на полках и с непременной граппой в меню, которую вряд ли бы стал кто заказывать, если бы это не был любимый напиток Папаши! А помнишь, как Сэм выиграл конкурс в «International Herald Tribune» – «КТО НА САМОМ ДЕЛЕ ПОХОРОНЕН В МОГИЛЕ НАПОЛЕОНА?», доказав, что это генерал Грант?[55]
А еще он…– Ну, хватит, хватит… – сказал Ральф Фентрисс. – А то сейчас охрипнешь. Надо промочить горло.
Она вдруг с удивлением заметила, что на бутылке, из которой он разливал, написано… «Le Corton».
– Это же то самое вино, которое мы пили в Авиньоне!
Не веря своим глазам, он уставился на этикетку.
– Интересно, и как это я умудрился заказать именно его?
По ее щеке сбежала одинокая слезинка.
– Знаешь, что я думаю? – сказал он.
– Что?
– Сдается мне, что ты действительно любила Сэма.
– Да! И теперь мне нужна помощь. Помоги мне его изгнать! Расскажи мне о нем что-нибудь ужасное – такое, чтобы я сначала перестала его уважать, потом он перестал бы мне нравиться, а в конечном итоге я бы, может, возненавидела его и послала к чертям!
– Сейчас подумаем… Значит, вспомнить что-нибудь реально мерзкое, за гранью добра и зла… Сейчас… М-м-м… Э-э-э…
– Ну и?..