Поместье. Книга II

Постоялый двор оказался что надо. Он располагался недалеко от Прушкова, на речке под названием Утрата. Погонщик сделал крюк, чтобы подвезти Азриэла и Ольгу поближе, и Азриэл дал ему рубль. Это была старая корчма у леса, поодаль стояли виллы, где проводили лето богатые поляки. Но дачники уже вернулись в Варшаву, детям пора было в школу. Азриэл и Ольга оказались единственными постояльцами. Им предоставили комнату с отдельным входом. Хозяйка и ее дочь-вдова тут же кинулись готовить для гостей. Азриэл показал паспорт, но женщины, похоже, не умели читать. Окно выходило на поляну, поросшую редкими кустами можжевельника. Несколько часов езды на волах или полчаса поездом — и совсем другой мир! После пыльной и шумной Варшавы от тишины звенело в ушах. Пообедав картошкой с капустой и свиными отбивными, Азриэл и Ольга прилегли отдохнуть. Продремали до вечера, а потом пошли на речку. У Ольги был купальный костюм, а Азриэл просто обернул бедра полотенцем, все равно на берегу больше никого не было. Впервые за лето оба почувствовали, что такое чистая речная вода. Ольга немного поплавала. Когда-то она с Андреем переплывала Неман. Азриэлу глубина была по пояс. Они плескались, ныряли, пытались ловить рыбу руками, целовались в заброшенном сарае на другом берегу. Азриэл крикнул, чтобы услышать эхо. Потом сидели на полусгнившем бревне и грелись в лучах заходящего солнца, ярко-красного и необыкновенно огромного. По небу плыли легкие облачка, над водой клубился туман.

— Как в Друскениках, — сказала Ольга.

Заговорили об Андрее, о Валленберге. Ольга начала рассказывать про свою семью. В Литве нет такой шпаны, как в Польше. Там евреи другие. Даже ортодоксы не такие дикие. Дед Ольги служил помещику, прекрасно ездил на лошади. А те, в дилижансе, совсем не от мира сего, словно с луны свалились. Ольга задумалась.

— А как твой отец выглядит?

— Примерно так же, как они.

— Да брось.

— Может, когда-нибудь сама увидишь.

— Как же я его увижу? Я для него проклятая…

Последнее слово она сказала по-еврейски, с литовским выговором.

Взошла луна в кольце тумана, почти полная, до новолуния еще три четверти месяца. Одна за другой зажигались звезды. Азриэл и Ольга пошли «домой». Выпала роса, квакали лягушки, веял прохладный ветерок. Азриэл вспомнил, что уже месяц элул. В синагогах уже трубят в рог. Как быстро пролетело лето в этом году! Быстрее, чем всегда. Или так кажется? Наверно, он достиг возраста, когда годы начинают катиться под гору. Зимой, когда стоят морозы, он строит планы на лето. Он будет купаться, валяться на траве, ночевать в саду, есть фрукты прямо с дерева. Повесит между столбами гамак и будет греться на солнце. Будет уходить в лес и спать там на мягком мху до полудня. Но ничего не получается. Весной обычно холодно и дождливо, а взять отпуск летом не удается. Дачный поселок, где живет Шайндл, больше похож на городок, чем на деревню.

Ольга остановилась.

— Слышал? Дикая утка!

В доме они зажгли свечу, но вскоре погасили. Зачем привлекать мотыльков, если от луны и так светло, как днем? Азриэл и Ольга долго беседовали, сидя на соломенном тюфяке. Вокруг ни следа цивилизации. Наверно, тысячу лет назад, когда мазов-шане[109] еще не были поляками, все тут выглядело точно так же. Влюбленные говорили обо всем: о возрасте Земли и возникновении Солнечной системы, о жизни, любви и смерти. Что такое эта маленькая планета? Что представляют собой эти светлые точки в небе? Что такое свет? Что такое эфир? Что такое время? Пастер во Франции недавно выступил со своими открытиями, Кирхгоф в Германии создал целую науку — спектральный анализ. В Англии основали Общество психических исследований. Газеты каждый день сообщают о новых открытиях, исследованиях, фактах, которые переворачивают все представления о природе. Азриэл твердил, что сделал ошибку. Не надо было идти в психиатрию. Это область, в которой никто ничего не понимает. А если уж пошел, то не надо было оставаться в Варшаве. Ведь что такое Варшава? Провинциальный город, хоть и довольно большой.

— Если б мы тогда были вместе, — сказала Ольга, — то за границу бы уехали.

— На что бы мы там жили?

— Ничего, с голоду бы не померли. Я бы сестрой в больницу устроилась, а ты бы наукой занимался.

Как она его понимает! Ольга знает, почему у него душа болит. Да, наука — вот к чему он стремился с детских лет. А кем стал? Докторишкой, который изо дня в день выписывает одни и те же рецепты и бегает из амбулатории в больницу, из больницы домой к пациентам. Поначалу он ругался с санитарами и сторожами из-за того, что они жестоко обращаются с душевнобольными. Но эта война была проиграна заранее. В лечебных заведениях Варшавы становилось все теснее. Больные валялись на полу в коридорах и, были случаи, бросались на врачей, пытались ударить или укусить. Смирительная рубашка оставалась фактически единственной защитой. Когда-то Азриэл мечтал о лаборатории, экспериментах. Но он слабо знает органическую химию. И даже приличного микроскопа так и не приобрел. Пока он боролся за кусок хлеба, мир ушел далеко вперед.