Свиньи хрюкали возбужденно, ожидая ужина. Женщина постепенно разглядывала все вокруг: сухие глиняные стены, плиту, вонючую керосинку, деревянный топчан с мехом, которым прикрывался тот мужик с продырявленной спиной (когда во время работы он снял рубашку, она с любопытством взглянула на шрамы), самодельный стол, скамья, алюминиевый котелок с водой (казенное имущество Красной Армии), полка с посудой, глинобитный пол. Из леса тянуло прохладой, птицы смолкали. Гроздья цветов и листья акаций пропускали красноватый свет заходящего солнца. Свет, все более красный, обнаружил паутину со сверкающими каплями первой росы. Небо темнело. Земля быстро остывала, ее тяжелые испарения разносили первые дуновения легкого ветерка, который поднимался над акациями и колебал их белые цветы.
На некоторое время воцарилась тишина. Она вернулась к плите. Перевернула котлеты. Ей хотелось что-то додумать, и она стояла напряженно и неподвижно. Попыталась подавить в себе это напряжение. Напрасно, на висках у нее выступили жилки, кровь прилила к голове. Что это значит? Забылась? Нет, только намерение, с которым она приехала сюда, овладело ею, действуя на нее совсем иначе, чем она хотела бы. Оно стало сильнее ее. Обычно она все обдумывала заранее. Сегодня тоже. У нее были планы, пускай не совсем определенные, но она спокойно полагалась на случай. Считала, что ей легко удастся вызвать видимость определенной игры, из которой она собиралась извлечь пользу. Она уже давненько думала об этом, думала холодно, с расчетом. А здесь что-то эти ее расчеты пересилило и отодвинуло на задний план. Она не могла справиться со смущением, поймала себя на том, что чувствует неуверенность, которую в себе так ненавидела.
Она встряхнула головой, подошла к окошечку, сосредоточенно глядела на живую изгородь. Нужно успокоиться! — приказала она себе, вытерла потный лоб и опять вернулась к плите. Когда снимала котлеты со сковородки, удовлетворенно посмотрела на свои руки. Даже по ним было видно, что она спокойна и холодна. Свои руки она любила — барские, говаривала она не раз в присутствии близких. Она гордилась узкой длинной кистью, складной и энергичной, но неласковой, с длинными пальцами и выразительным большим пальцем. Королевская ручка, ей-богу! Да она и вообще была красива совсем не по-деревенски, словно в ее жилах текла барская кровь. Всякая работа, кроме торговли, конечно, ее утомляла, особенно домашние дела и кухня. Физическое напряжение, неудобства и всякие тяготы ее раздражали. Она была холодной, расчетливой и настойчивой, но теперь, поддавшись погоне за достатком, сытостью, благополучием и роскошью, когда требования ее все росли, она становилась особенно нервной. Всего-то ей было мало. Хотелось все больше и больше, любой ценой. Да, может, и так — любой. Богатство все спишет.
Они возвращались. Машина уже выехала на более широкую дорогу, вдруг Речанова коснулась плеча Волента. Он удивленно посмотрел на нее.
— Останови, — сказала она коротко.
Вылезла из машины и ушла в лес. И исчезла.
Волент, склоненный над баранкой, словно разгадывая какую-то загадку, некоторое время сидел неподвижно. Потом выпрямился и вздохнул. Из кармана кожаной английской куртки достал тяжелый серебряный портсигар, вытащил сигарету, засунул ее осторожно между губами, из другого кармана вынул круглую зажигалку, автоматическим движением прикурил. Крепко затянулся, и сквозь зубы и нос у него повалил дым. Клубы наталкивались на ветровое стекло, переворачивались и через опущенное окно дверцы вырывались наружу.
Докурив, он нервно заерзал. Облокотился на окошко и уставился в лес, где исчезла его хозяйка. Она все не возвращалась. Он опустил из окна руку и пальцами начал барабанить по дверце кабины. Потом открыл ее. Ему показалось, что из леса слышится шорох. Напрягая слух и зрение, чувствовал, как сердце у него поднимается куда-то к горлу. Горячая кровь пульсировала в теле, по телу забегали мурашки. Волент высунул ноги из кабины и спрыгнул на землю. Облокотился на ребра радиатора, потом нагнулся, осмотрел шасси, шины, потом повернул голову к кустарнику. Куда она исчезла, черт побери? Может, ей стало плохо? Что он, должен стоять здесь или пойти за ней? Когда он осознал вторую возможность, ему пришлось выпрямиться.
— Пани Речанова! — позвал он вполголоса.
Тишина.
— Пани Речанова! — крикнул снова, уже громче.
Она и теперь не отозвалась. Не зная, что делать, он повернулся на пятке, направился к кабине, откинул сиденье и вынул инструменты: ключ для свечей, проволочную щетку, тряпки. Вернулся, открыл одну сторону мотора и сел на крыло. Снова уставился в лес. Потом склонился над двигателем, чтобы избавиться от тяжести, которая скручивала его внутренности, вынул измеритель уровня масла, осмотрел его, снова вернул на место, ключом вывинтил свечку, осмотрел, взвесил ее в руке, и, кажется, впервые обозлился, что, как бы ему ни хотелось, в двигателе чинить нечего. Не отрывая глаз смотрел на кустарник, не осмеливаясь ничего предпринять.