Разумеется, ее не избивали, обступив, зажав толпою в кольцо. Скорее старались подстроить разные каверзные происшествия, которые могли сойти за несчастный случай или досадное недоразумение. Или толкали, щипали и шпыняли исподтишка. Алина не реагировала совсем никак. Она не плакала, не возмущалась и, разумеется, никому не жаловалась. Все обиды, мелкие или крупные, а также издевательства переносила стоически, не меняя равнодушного или презрительного выражения на лице.
В принципе это была неплохая тактика, по крайней мере, ничем не хуже других методов или приемов, за одним исключением. Вызов или откровенное презрение – это всегда провокация. А Полякова, пожалуй, этим грешила. Чрезмерной надменностью и презрением к окружающим она злила сокамерниц и Римму, старшую отряда.
Такая конфронтация не могла утихнуть или прекратиться сама собой. Тем более что истинный повод оставался неизменным. Женщины ненавидели Алину за то, что она была пособницей насильников и соучастницей серии убийств. И эта конфронтация могла развиваться только лишь по нарастающей. Поэтому событие, которое произошло дальше, было скорее закономерно, а потому ожидаемо мною. В последние дни я чувствовала, как ситуация накаляется и что затевается нечто серьезное, тоже поняла сразу.
Женщины резко перестали травить Алину и задирать по мелочам. На первый взгляд они полностью игнорировали ее. Но внимательный наблюдатель обязательно заметил бы, что женщины продолжали бросать в сторону Алины злобные взгляды исподтишка. Я усилила бдительность и постаралась под разными предлогами устроить так, чтобы находиться неподалеку от Поляковой почти все время.
Разумеется, самым слабым звеном в этом плане была работа. Мы трудились в разных цехах, присутствовать рядом не было никакой возможности. И мне приходилось проявлять чудеса изобретательности, чтобы отлынивать от работы и хотя бы время от времени проверять Алину. Впрочем, я уже успела изучить схему, по которой девушки работали и передвигались по цеху. Алина постоянно сидела за швейной машинкой, третьей с краю, во втором ряду. Рабочее место за время, что длилась смена, она могла покидать не так уж и часто. Одновременно в этом помещении работало больше двухсот женщин. Разумеется, нападать, избивать или наносить серьезные увечья девушке при таком скоплении потенциальных свидетелей никто бы не стал. Значит, за ней оставалось следить лишь только во время редких отлучек. Итак, Алина могла выйти в туалет, кстати, частое посещение дамской комнаты не приветствовалось, и за это можно было схлопотать выговор от старшей по бараку. И походы туда обычно ограничивались парой раз за смену. Алина могла сходить на перекур, ибо в курилку бегали все, даже те, кто был равнодушен к табаку, потому как здесь кто не курит, тот работает без перерыва. Еще примерно три раза за смену каждая девушка должна была отнести на склад коробку с готовой продукцией и сдать кладовщице-приемщице. И поскольку я периодически посещала цех, я видела, в каком ритме работала Алина, и могла предсказать, когда она отправится на склад и как долго там пробудет.
Поэтому, когда Алина в очередной раз отправилась на склад, я сразу обратила внимание на то, что она находится там слишком долго. Торопливо схватила коробку с готовыми матрешками и тоже рванула на склад.
В этом помещении всегда царил полумрак, а воздух был холодный и пропитанный разными запахами. Обычно пахло сыростью, новой тканью, клеем, бумагой, пылью и чем-то еще. Огромный склад одним входом примыкал к пошивочному цеху, а другим выходил на погрузочную платформу и заканчивался широкими воротами. Все помещение склада только казалось единым. Большое количество стеллажей, заставленных различной продукцией, которая производилась в колонии, разделяло его на зоны и создавало довольно много ходов, переходов и темных закутков. И склад был словно мрачный лабиринт для каждого, кто попадал сюда впервые.
Поэтому Алину я нашла не сразу. Сначала пришлось миновать стол, за которым принимали продукцию, потом завернуть за пару поворотов, миновать коридорчик, образованный стеллажами, снова свернуть. И только после этого я уперлась в один из тупиков. И появилась там как раз вовремя. Двое держали Алину за руки, разводя их в стороны, а крупная женщина занесла для удара острые закройные ножницы.
– Вы просто придираетесь ко мне постоянно!.. – Алина сделала слабую попытку вырваться, в тот момент как до меня долетел обрывок фразы.
– Дело не в этом! Разумеется, не в нескольких парах кителей для пожарников, девочки просто искали повод. Наши претензии вовсе не в этом, а в том, кто ты есть! И в том, чем занималась на воле.
– Но если вы прирежете меня ножницами, сами станете убийцами.
– Что ты, деточка, это будет несчастный случай, в самом крайнем случае решат, что ты пошла на самоубийство от тоски, не вынеся тягот заключения. Я знаю, как правильно ударить, чтобы никто не подкопался.
– Да, и не воображай, что сюда станут приглашать всяческих экспертов и все такое прочее. Только не в колонию, здесь неприятное происшествие поторопятся просто замять.