ПОНЕДЕЛЬНИК

траектории, постоянно. Он пытается выдумывать все более необычные пути

самоудовлетворения. Как ему представляется, экспериментирует – в сексе, в еде, обставляет

свою квартиру по-новому, ездит в новые страны, но на самом деле всегда остается в

границах изначальной траектории. А закольцована она потому, что направлена на саму себя.

Если бы была внешняя цель, оторванная от личных интересов, возможно, альтруистическая,

в таком случае стал бы возможен рывок, скачок в другую траекторию. То есть, если,

например, человек совершает бескорыстный поступок ради кого-то другого, он, таким

образом, оказывается в чужой жизненной траектории интересов. Из своего замкнутого,

центрированного мира перемещается в другой, не связанный с ним мир. А из того мира

можно перейти в другой и так далее, начинается путешествие не по личному кругу, а вширь.

И переход с одной траектории в другую (что, кстати, не страхует от новой замкнутости),

если этот переход будет продолжаться, он может привести человека к необыкновенным

открытиями. Абсолютно за гранью его личных интересов и его собственного маленького

мира. Сысой был так близок к этой разгадке, и ведь вся эта история с книготорговой сетью

оказалась для него тупиком. Неужели он начал догадываться?..

- Никита, - тихо прерывает его Адель. – Это безусловно интересно, но мы пытаемся

разобраться в твоем деле. Прошу тебя, продолжай. Что случилось после того, как Сысой

ушел от тебя?

117

Она вновь отходит в дальний угол комнаты.

- Если честно, тогда я начал паниковать… Полагаю, в истерическом состоянии я схватил

с книжной полки фигурку Дон Кихота – ту золотую, что папе подарил индийский бизнесмен

– и бросился вдогонку за Сысоем. Наверно, я действовал очень эмоционально, хотел отдать

эту статуэтку твоему мужу как бы взамен его отказа от книготоргового проекта, то есть

подкупить его, дать взятку, что ли. Смешно. Тогда я почему-то верил, что это подействует,

она ведь дорого стоит…

Ты снова проклинаешь судьбу, – надо было брать не деньги из портмоне, а статуэтку!

- … Восстанавливаю ход дальнейших событий. Я выбежал на улицу, Сысой как раз

отъезжал от моего дома, я сел в машину и поехал за ним, почти не было движения, и я его не

потерял. Как ни странно, Сысой двигался не в сторону гостиницы, а на окраину города. В

какой-то момент он поддал газу, возможно, понял, что я его преследую, и на время исчез из

вида. Чудом мне удалось заметить его машину на бензоколонке, примерно через пять минут.

Он как раз в тот момент расплатился и снова сел в машину. Я не успел его остановить и

вновь поехал следом. Сысой по-прежнему двигался на окраину, теперь почему-то медленнее,

я стал сигналить ему и мигать фарами – он не реагировал. Вскоре мы оказались около того

троллейбусного парка. Сысой вылез из машины и быстро двинулся на его территорию,

помнится, даже дверь не запер. Я последовал за ним с этой глупой статуэткой. Нашел его

между троллейбусами, он как-то странно стоял, как будто поджидал меня, но спиной ко мне.

Я окликнул его, быстро приближаясь, он резко обернулся, я увидел в его руке пистолет,

замер, он двинулся на меня, чуть ли не бегом, крикнул что-то, потом налетел на меня, я

поскользнулся, упал под его грузом на асфальт и очень больно ударился головой…

Никита уставился на огонек быстро отмирающей сигареты. Но он делает паузу не на

публику. Видимо, мысли, эти только ему видимые образы действительно причиняют боль.

- Что потом? – мягким голосом подбадривает Адель.

- Наверно, я потерял сознание. Когда очнулся, Сысой по-прежнему лежал на мне. Я

спихнул его с себя, встал на колени, но он не двигался и не издавал никаких звуков, - в тоне

Никиты появляется что-то гипнотическое и обреченное. – Я перевернул Сысоя на спину и

увидел, что из живота у него торчит Дон Кихот. Я тогда очень испугался, Адель.

Никита смотрит на сестру и как будто хочет попросить у нее прощения. Ты не видишь

выражения лица Адель, так как сидишь к ней спиной, а оборачиваться в такой момент было

бы неприлично. Ты вообще испытываешь смущение от всей сцены.

- Я так испугался, что начал выдергивать статуэтку из его живота. Господи… эти

хлюпающие звуки крови, она, наверное, зацепилась, и я никак не мог ее извлечь. Потом,

наконец, получилось. И я бросил фигурку в сторону и побежал. Потом вернулся и зачем-то

стал запихивать труп Сысоя под троллейбус. А он такой тяжелый, я поскальзывался, падал и

снова начинал. Я не контролировал себя, пойми. Мне хотелось как-то все исправить,

затереть. Конечно, это был шок. И я ревел, как ребенок.

- Не нужно, - слышишь ты сдавленный голос Адель. Она, скорее всего, сама плачет. – Не

нужно, Никита, не мучь себя этими воспоминаниями.

- Это все, Адель. Я вернулся домой, а через несколько часов, как собирался, уехал в

Петербург. Смерть твоего мужа целиком на моей совести. И только жалкое малодушие не