Понкайо. Книга 2

Она должна всеми силами этому воспрепятствовать. Она должна завершить историю на своих условиях, закончить ее, пока еще может, пока у нее не отняли волю, не ослепили, не подчинили… Но как, если вокруг нет ни одного подходящего предмета? Окно без стекол, зеркало настольное, на подставке, пластмассовое, посуда деревянная, столовые приборы алюминиевые, сгибаются одной рукой, ножа никогда не выдавали… По вечерам Захар приносил поднос с едой и усаживал Ингу за стол, где проходили междусобойчики, два раза в день выгуливал по цветнику, но дальше плетеной изгороди не пускал. Инга прикидывала, где можно раздобыть кусочек стекла или острый камушек, но на все просьбы отвести ее в бухту подышать морским воздухом и побродить по горячему песку Захар отвечал одно: еще рано. Палач догадывался. Отчаяние в ее глазах, явственное, как стук взволнованного сердца, говорило за нее. Инга не знала, как быть. Как избежать чудовищного перевоплощения?..

Глава 6

Смерть Филиппа преследовала Ингу каждую ночь.

Филипп не собирался геройствовать, он всего лишь пытался защитить Ингу от одного из шакалов, которому в порыве дурачества захотелось обыскать ее, проверить, «не прячет ли она в своих шортиках колюще-режущие предметы». Когда Филипп, сцепившись с ним, завладел автоматом, остальные даже не стали ждать. Самый молодой, с длинным скуластым лицом и бесцветными глазами, выхватил пистолет и спустил курок. Он целился Филиппу в грудь… Не в голову – в грудь. Намеренно, чтобы продлить агонию?.. Должен ли был Филипп в эти предсмертные минуты осознать всю глубину своей опрометчивости, ощутить вкус поражения, подумать о последствиях для Инги?.. Мучительную физическую боль присовокупили болью душевной…

Другой пират подскочил к нему, выхватил автомат из его рук и, не прикладывая силы, одним толчком свалил Филиппа в песок. Жизнь оборвалась не сразу, еще несколько мгновений она судорожно билась внутри, пока Филипп давился кровавым кашлем. Он не мог вдохнуть. Темно-карие глаза расширились от ужаса и лихорадочно блестели. Он неотрывно смотрел на Ингу, силился что-то сказать, но вместо этого хрипел и снова кашлял. Кровь разбрызгивалась по лицу, капала на песок и съеживалась, как от страха. По телу пробегали конвульсии, пальцы безотчетно скребли по песку. Филипп задыхался. Лоб покрылся капельками пота, лицо заострилось и осунулось, словно кто-то невидимой рукой стесал все лишнее для посмертной маски. Ровный загар потускнел и на глазах у Инги сменился восковой бледностью. Взгляд омертвел, страх и боль смазала все та же невидимая рука, ресницы дрогнули в последний раз – и веки застыли в неестественном положении, наполовину прикрыв уже ничего не выражающие глаза.

Отчетливые видения не отпускали, пока не прокручивались до конца. Одни и те же мучительно реальные сны… Сознание воспроизводило то, что мозг в ту минуту не воспринимал. Инга просыпалась в слезах, покрытая липкой пленкой стылого пота, утыкалась лицом в пропитанную дымом подушку и ревела навзрыд, срывая голос, пока пульсирующая головная боль не достигала своего апогея. Скорбь низвергалась в бессвязных стенаниях с вплетенными в них обрывками слов, в которых ничего нельзя было разобрать. Инга убивалась без жалости к себе. Она не взяла его за руку, не попыталась облегчить страдания, ничего не сделала! Сидела рядом и даже не коснулась его, не утешила, не сказала, что любит… Накатам удушающей агонии он противостоял в одиночку, искал ее руку и не находил, ждал ее напутственное признание и умер под лающий клич шакалов…

«Я не должна была выжить, я не должна была выжить!» Эта мысль преследовала ее изо дня в день. Инга не находила себе прощения, не знала, куда деваться от терзающей боли. Как легко было протянуть руку! Согреть его пальцы в своих ладонях, поднести к губам… Почему она этого не сделала?.. Господи, разве не могла она приложить усилия и стряхнуть оцепенение! Хотя бы на мгновение – ради него! Ради него! А теперь… где он теперь? Где его тело?.. Сбросили в океан?.. Сожгли?.. Инга давилась рыданиями, в ней было слишком много боли, слезы текли и текли, но боли не становилось меньше. Девушка подолгу сидела в темноте на краю кровати, согнувшись в три погибели и обхватив голову руками, терзалась обрывками снов и беспрестанно всхлипывала.