Понкайо. Книга 2

– У нее постоянное место жительства и в гнезде очаровательная дочка и сын. Ты знала, что она стала мамой второй раз? Или ни сном ни духом, ни открытки, ни звонка? Инга, ну как не стыдно? За морскими приключениями со своим ненаглядным совсем забыла о родственных узах? Но, надеюсь, не настолько, чтобы оставить племянников без матери? Все же сестренке пришлось немало повертеться после кончины вашего отца, чтобы закончить твое воспитание и поставить тебя на ноги. Вернешь этот долг?

Захар помолчал, давая Инге возможность вникнуть в смысл его слов, и вполголоса закончил:

– Сделаешь что-нибудь с собой – и я отправлю ее следом.

Инга никак не могла вдохнуть. До этой минуты она была уверена, что когда-нибудь вырвется из-под гнета палача, сама допишет последние страницы своей жизни, но один, всего один взмах повелевающей руки отнял данное от рождения право на смерть и вдребезги разбил надежду, что весь этот кошмар не вечен.

Перед неистовым напором кипящего гнева голос разума оказался бессилен. Сердце билось в конвульсиях, как пациент во время электрошоковой терапии. С языка рвались проклятья. Изувер, душитель, живодер! Нет, тот осколок надо было всадить в тебя! Распороть шею до сонной артерии, чтобы ты захлебнулся кровью! Считать гаснущие одну за другой жизненные искры в твоих глазах, считать с упоением и с нетерпением ждать твоей смерти! Подонок! Убийца! Убийца!

Инга кусала губы, заставляя себя молчать, чтобы сохранить жалкие крохи достоинства. Она больше не хотела снабжать изувера поводами для издевательств и лукавых улыбок. Все слова он обернет против нее, все выпады направит ей обратно в сердце. Надо крепиться… держаться… молчать… Но как же хочется расцарапать это лоскутное лицо, вырвать из глубины прожорливую химеру и задушить! Навсегда погасить ухмылку бессменного победителя!

Щеки саднило от слез. Инга яростно осушила их и попыталась сесть, но свежие раны полоснуло болью, локти непроизвольно согнулись, девушка едва не завалилась назад и не ударилась головой о спинку кровати, но Захар придержал ее. Руки обожгло прикосновением жестких пальцев, тех самых пальцев, которые стянули с нее обручальное кольцо и чуть ранее, оценивающе взвесив на ладони, бросили в шкатулку для трофеев кольцо Филиппа, его часы и цепочку, принесенные услужливым стервятником. Инга вспыхнула и с отвращением оттолкнула пирата.

– Не прикасайся ко мне!

Захар нахмурился, но руки убрал.

– С таким же настроением собираешься мне через три дня подарок отдавать?

Инга заплакала.

– Вот опять… – вздохнул пират. – Ну сколько можно?

Слезы текли и текли, и ненавистное шакалье лыко расплывалось и гримасничало, как в комнате смеха. Я не должна была выжить, я не должна была выжить… Это какой-то сбой мироздания, ошибка в еженедельнике Смерти…

– Почему ты не можешь просто дать мне умереть?.. – прошептала Инга.

– Радость моя, ну не могу я, – ласково прожурчал Захар, утирая ей слезы. – А почему ты не можешь принять меня? Зачем себя изводишь? Убиваешься по мертвецу, а ему до тебя уже и дела нет. Ну согласись, все к лучшему, разве нет? Ты жива, у тебя есть крыша над головой, ты под моим крылышком… А если прекратишь себя вымарывать, станешь такой же здоровой, как раньше, и даже лучше. Так чего же ты маешься? Прими меня – и все встанет на свои места. Прими, иначе я буду вынужден и дальше приручать тебя насильно, а это очень неприятно и тяжело, ты и сама уже поняла. Не мучай себя, радость моя, не надо.

Инга облизнула губы, чувствуя, какие они соленые и потрескавшиеся. Порезы на руках тянуло и подергивало и в то же время странным образом обволакивало теплом, как при погружении в горячий песок. Инга приказывала себе собраться, но сил не осталось, ни на что не осталось… Если бы Захар сейчас велел ей встать с кровати, она бы тотчас упала как сноп.

Вешатель. Кровопийца. Живорез. Прежде чем кто-то сделает шаг, он уже знает, в какую сторону и зачем. Прежде чем кто-то промолвит слово, он уже знает, как обернуть это в свою пользу. Он зажал ее в кулак и забавляется, пока не наскучит и он не швырнет ее стае или не сбагрит на черный рынок. Но пусть сбросить это ярмо ей не удастся и свободы теперь не видать, пусть последние страницы ее жизни он допишет сам, закрепив победу несмываемыми чернилами, никогда ему не завладеть ее воспоминаниями. Все дорогое сердцу и памяти останется в ней, останется при ней, надежно укрытое в самом дальнем уголке души, в том месте, куда ни за что не проникнет его извращенный ум. Теперь она не забудет. Филипп не оставил ее тогда – и она не оставит его сейчас. Не оставит никогда.

– Как ты узнал? – прошептала Инга.

– О твоей сестре?

– О том, что я сделаю… Зачем пришел ночью?..

Девушка не глядела на изувера, но постылая улыбка, прозвучав в голосе, тотчас возникла перед глазами.

– Разве я могу сказать? Считай это моей магической силой. У меня сильно развито чутье.

Звериное, подумала Инга. Звериное чутье. Он пришел на запах крови.