Понкайо. Книга 3

Он применит хитрость. Будет вести себя как прежде, ни словом, ни жестом не выдаст своей осведомленности. Ему не удалось вырвать Ингу из их когтистых лап, но брата он не отдаст. Оскар принадлежит ему. Захар избавится от предателей, запрет Оскара и вкрутит гайки обратно, сколько бы это ни затребовало времени, сил и терпения. Он вернет брата назад. Вернет против его воли. Руслан останется: слово Шкипера – закон. Оскар навсегда это запомнит.

Глава 4

Одно окно заколочено, чтобы не развлекать заключенного жизнью двора; второе забрано деревянной решеткой и выходит в плетеную кустарниковую завесу вдоль забора. Внутри стелется зеленоватый полумрак. На полу жухлые листья и задохнувшиеся в пыли мотыльки, мухи и другие насекомые. С открывшейся дверью проникло немного вечернего солнца, но створка со скрипом закрылась – и стало темно и тихо. В привычное амбре из лаборатории по соседству вплетался запах маслянистой земли: теневая сторона карцера полностью заросла мхом. «Второй претендент на снос», – думал Захар. Если эта халупа сама не развалится, когда начнутся дожди.

Захар поставил стул напротив клетки, протянувшейся от стены до стены вдоль правого торца, шагнул вперед и просунул через прутья деревянную миску с разогретой гречневой кашей и деревянную ложку.

Пленник не забился в угол, и Захару это понравилось. Руслан сидел у стены, облокотившись о колено и подперев голову рукой. Он смотрел исподлобья, через вихры сбившегося наискось хвоста; ненависть горела в глазах подобно уголькам, готовым вспыхнуть в любую секунду и опалить любого, кто посмеет к нему прикоснуться. Один глаз у него был здоровый, второй заплыл кровью из лопнувшего сосуда. На брови серела грязная полоска пластыря; кровоподтеки от кулаков Оскара потемнели и багрово-синими пятнами расползлись почти на всю левую половину лица. Ссадины затянулись коркой; под отросшей челкой на лбу виднелась бледно-синяя отметина, оставленная на память ударом в переносицу Оскара. Знак достоинства и неповиновения, третий глаз, око разбуженного зверя.

Когда перед носом замаячила миска с ложкой, узник не поменял позы, не протянул руки. Если он и был голоден, то ничем это не выдал. Взглянув на подачку, моргнул и с презрением отвел разномастные глаза.

– Тебя кормили сегодня? – спросил Захар.

Руслан не ответил. Захар наклонился и поставил миску ему под ноги.

– Скажешь, я принес. И пусть только попробуют забрать – сверну шею. Так и передашь, ясно?

Никакого отклика. Захар выпрямился и с высоты своего роста окинул стажера проницательным взором, выискивая отпечатки дурного влияния со стороны своих злопыхателей. И до приемыша его добрались? Что они уже наобещали?

– Максим, – прохрипел узник и поднял на тюремщика дикий взгляд. – Он жив?

– Жив.

– Я хочу его видеть. – Голос звучал глухо, Руслан говорил с трудом, словно кто-то нажимал ему на грудь, словно ему не хватало воздуха. Как бы он ни старался казаться спокойным, владеющим собой, полыхающий внутри гнев находил выход через сбитое дыхание, разомкнутые губы и нервно подрагивающие пальцы.

– Максим спит в клетке снаружи, – удивился Захар. – Тебя же выводили по нужде, ты что, не заметил его?

– Я хочу с ним поговорить, – прошелестел узник.

Захар помедлил. Мысленные шестеренки остановились и закрутились в другую сторону.

– Он под снотворным.

– Что вы с ним сделали?

– Только усыпили, больше ничего.

– У него открылась рана. Я видел кровь.

– Мы все исправили, не волнуйся. Не для того зашивали и тратили медикаменты, чтобы позволить истечь кровью. С ним все в порядке.

– Верни меня в клетку на улице.

– Зачем? Травить себя видом спящего друга? Ни к чему это.

Захар присел на стул и вынул из кармана измученную пачку сигарет.

– Среди вещей был пакет с зажигалками и баллон для заправки. Это ты куришь или Максим?

Не дождавшись ответа, Захар наклонился и предложил угоститься сигаретой, но Руслан молчал и не двигался.

– Это обычные сигареты.

И все равно ничего. Выждав немного, как и вчера за столом, на случай если он передумает, Захар вытащил сигарету для себя, дунул в фильтр и повертел, вдыхая успокаивающий аромат крепкого табака. Он не переставал изучать пленника и все выискивал на его лице признаки обработки со стороны питомцев. Руслан смотрел в сторону, но взгляд его чувствовал: об этом говорил стиснутый кулак с резко проступающими костяшками, вздутая вена на шее и нервный тик в уголке губ. Вчерашняя горячка прошла, оставив после себя гнев и обиду. Захар не мог оторвать от него взгляда, так сильно ему нравилась эта угрюмая бдительность, это почти животное недоверие. Как не похож он сейчас на того испуганного мальчишку, который выронил нож и со слезами забился в угол…