Понкайо

Кочегар с плутоватой ухмылочкой подошел к лежащему Руслану и встал с другой стороны. Никто не стал удерживать разъяренного лейтенанта, никто не бросил ни слова поперек. Руслан с запозданием подумал о Лоле и сразу пожалел о своей несдержанности. Победный туш смолк. Только бы не забили до смерти. Только не у нее на глазах! Боже мой, если она не убежала, как он просил, а притаилась в укрытии где-то неподалеку, она же не выдержит, она выскочит ему на помощь!

«Что же я наделал?!»

Низкое рычание подвесного мотора отшугнуло и присмирило клевретов, точно нежданное появление директора – проказливых школьников. Кочегар, деловито позвякивая гильзами в кармане, отошел в сторонку, взял первую попавшуюся сумку и примерным псом понес к воде. Гарик скоренько усадил заложника на песок и с автоматом наизготове встал в стойку надзирателя, всем своим видом показывая, что под его бдительным оком и мышь не проскочит.

Камуфляжный катерок заложил лихой вираж и помчался к берегу, возбужденно подпрыгивая на поднимаемых им волнах, словно от нетерпения, на низких оборотах прошел по мелководью и мягко ткнулся в песок, все больше сереющий под хмурым небосводом. Рев мотора стих, волны зашелестели с прежней нерасторопностью, в пальмовой роще забряцали на холодном ветру круглые листья с жесткими, как когти, пластинами.

Оскар шмыгнул раскуроченным носом, сорвал бандану с головы и, проходя мимо заложника, наклонился к нему и бросил, чтобы тот особо не радовался.

– Это еще не конец, гаплонт, ты понял меня?

Клевреты хотели сделать вид, что ничего не случилось, но обмануть Хомского не удалось.

– Я пропустил все интересное? – Хомский даже не пытался скрыть удовольствие от увиденной картины, как Оскар сидит в сторонке на песке и прижимает бандану к окровавленному носу, сплевывая кровь, а вместе с ней и оскомину проигранного раунда. Хомский обращался к Гарику, но говорил нарочито громко, чтобы слышали все. Оскар, угрюмо пялясь перед собой, потемнел лицом, стиснул кулак и заиграл желваками, но головы не повернул.

Гарик неопределенно что-то промычал. Кочегар продолжал таскать сумки, шныряя туда-сюда, разыгрывал из себя страшно занятого и делал вид, что происходящее не имеет к нему отношения. Хомский довольно хмыкнул и увел заложника на катер. О палатке никто даже не заикнулся.

Руслан еле стоял на ногах. Заметив, что заложника шатает из стороны в сторону, конвоир срезал хомуты с его запястий, чтобы Руслан сумел ухватиться за релинг и не расшиб себе голову на транце. Но едва они очутились на палубе, Хомский свел ему руки за спину и крепко стянул хомутами из своего собственного карманного запаса. Через просторный кормовой кокпит, закрытый камуфляжным тентом с прозрачными вставками вместо окон, Хомский провел Руслана в рубку с мягкими, но порядком затертыми диванчиками и усадил в кресло по соседству с местом рулевого.

– Сиди молча и не выступай, иначе сверну в бараний рог и засуну в рундук, – беззлобно предупредил Хомский и протопал на кормовой кокпит, чтобы помочь соратникам с вещами.

Палуба от носа до кормы, включая рубку и транец, была сделана из алюминия и выкрашена белой краской – на полу теперь грязно-серо-белой, покрытой множеством черных полос и въевшихся следов от ботинок. Руслан скользнул взглядом по рулю, по черной панели приборов напротив кресла рулевого, по оранжевому дисплею включенной радиостанции, заметил ручку газа с красной аварийной чекой и пожалел, что Хомский не такой идиот, как остальные, и догадался стянуть руки сзади. Впрочем, будь они стянуты спереди, это вряд ли бы что-то изменило. Хомский все еще на борту и вооружен.

Через ветровое стекло рубки и застекленную дверцу на носовой кокпит берег просматривался из одного конца в другой. Пираты копошились в разгромленном биваке. Оскар нервно топтался поодаль с прижатой к носу банданой и недовольным сычом наблюдал за тем, как Гарик разбирает палатку. Кочегар таскал сумки на катер и передавал Хомскому, а тот, в свою очередь, складировал поклажу в рундуки на кормовом кокпите.