Понкайо

– Она целый день в таком состоянии, – заметил режиссер автору идеи. – Может, позвать Слесаря, пусть приведет ее в чувство? Или отложим до завтра?

– Да двинуть ей в жбан – сама очухается! – плюнул раздражением оператор.

– Что за дикарские методы, Оскар? – спокойно отозвался автор. – Мы не станем ее бить. Денис, будь добр, отведи ее в лазарет.

– Что сказать Слесарю? Вкатим снотворного или…

– Не нужно. Я еще зайду сегодня.

– Баланды принести?

– Ужин я сам принесу чуть позднее. Может, оклемается к тому времени.

– Я правильно тебя понял: мы ее не продаем?

– Дадим ей немного времени. Если начнутся истерики, вернетесь сюда и закончите начатое. А пока побудет у нас. Завтра вели девушкам прибраться в теплице, проверь замок и прочее. …О, вы только послушайте, как тихо стало!.. Дождь кончился, вот лепота… Как раз вовремя. Ну что, ребятня, расходимся. Скоро ужин.

Послышался скрежет отодвигаемых стульев.

– Оскар, камеру со штативом захвати. Я возьму светильник. И не забудь убрать ее в чехол, слышишь?

Заскорузлые пальцы сомкнулись на худой, но крепкой руке и требовательно подняли со стула. Узница с трудом стояла на ногах и едва не осела обратно на пол, но ее удержали. Пережитые злосчастья неподъемным ярмом упали на плечи, подавленное чужим превосходством безвольное тело нуждалось в отдыхе.

Девушке протянули джинсовую куртку и приказали одеться, но узница глядела мимо.

– Не принуждай. Оставишь куртку в лазарете.

Веденная чужой рукой, узница послушно двинулась к выходу, спотыкаясь о собственные ноги. Пока не закрылась дверь, автор не спускал с нее изучающего взгляда.

Глава 2

Перед глазами мелькали неясные силуэты и мельтешили огни фонарей. В нос ударил отвратительный химический запах, но вскоре ослабел, а потом и вовсе исчез. Крупные листья мазали по лицу и оставляли на нем прохладные капли. Девушка смутно понимала, что ее куда-то ведут. Когда она в следующий раз вынырнула из трясины умертвляющего забытья, то обнаружила себя сидящей на кровати со сложенными на коленях руками. Ноги холодило в мокрых мокасинах, в упавшей на глаза пряди блестела роса. Девушка чувствовала себя, как после умывания, но разве она умывалась? На столике рядом горел светодиодный фонарь, сделанный из старой керосиновой лампы «летучая мышь». Мертвенно-белый свет напоминал ровное сияние луны и нещадно бил по глазам, но девушка все равно продолжала всматриваться в него застывшим взглядом, точно в судьбоносный хрустальный шар.

Пахло сладкой листвой и свежестью прошедшего ливня. В голове вспыхивали замутненные, будто через грязное стекло, непонятные фрагменты, какие-то совсем темные, другие размытые из-за бьющего в глаза света. Все это было наяву или ей привиделось? На левой руке чуть выше локтя саднило и жгло, как после растирания грубой мочалкой. Это ощущение убедило ее, что происходящее не было сном, но не помогло вспомнить все до конца: куда ее водили, зачем, что говорили и что с ней делали.

Девушка моргнула и обвела комнату рассеянным взглядом. В шаговой близости, параллельно ее кровати, – деревянный каркас второго спального места со свернутым ватным матрасом в изголовье. Двухстворчатые шкафы вдоль стены слева, между ними стол. На окнах деревянные решетки, на полу линолеум. В призрачно-белом свете лампы все плыло перед глазами, как в тумане. Узница с трудом различила впереди дверь. Несколько минут она тупо разглядывала ее, точно пытаясь вспомнить, что это такое и для чего, затем поднялась и потащилась к свободе, двигаясь подобно заведенной кукле на слабых батарейках.

Окружающие предметы и мебель раскачивались, как на бурунах, девушку относило то вправо, то влево, дверь отъезжала от нее все дальше, но узница упрямо брела вперед, пошатываясь и спотыкаясь. Едва не потеряв по пути равновесие, она все же добралась до выхода, но, как бы ни толкала и ни тянула дверь, крепкая преграда не пожелала сдвинуться с места. Узница постояла немного и поплелась обратно.

Натянув дрожащими руками джинсовую куртку, она застегнулась на все пуговицы и с ногами заползла на кровать. Куртка была сырая, и девушка сразу продрогла. Свободно гуляющий меж окон ветерок свежими струями обволакивал ослабленное тело, скользил по обнаженным ногам, забирался в рукава. Девушка сворачивалась все в более тугой комок, тщетно пытаясь согреться в холодной джинсовой куртке, но даже не подумала о том, что лежит на одеяле и может укрыться. От подушки несло сыростью. Девушка отодвинула ее, уткнулась в грубый ворот и крепче обхватила себя за плечи. Ее било мелкой дрожью, холод проник в организм и теперь стремительно распространялся, сковывая льдом клетку за клеткой, остужая кровь до тягучего состояния мороженой патоки.