Поправка-22

– Да я ведь хочу тебе помочь, – смиренно сказал Аафрей. Он всегда лез к Нетли со своей помощью, потому что у того был богатый и влиятельный отец, который мог помочь Аафрею после войны. – Тоже мне, цацы, – ворчливо добавил он. – Мы в школе еще и не такое, бывало, творили. Зазвали, например, однажды двух дур старшеклассниц из города к себе в школьный клуб да и пригрозили, что расскажем по телефону их родителям, как они нас всех обслуживают, если они откажутся нас всех обслужить. А когда они попытались кобениться, мы им дали немножко по мордашкам, чтобы знали свое место. Попользовались, вытряхнули у них мелочишку да жевательную резинку, какая нашлась в карманах, и выкинули вон… Да, здорово мы проводили времечко в нашем клубе, – с безмятежной мечтательностью припомнил Аафрей, и его пухлые щеки ностальгически зарумянились. – Мы всех тогда травили, даже друг друга.

Помощь Аафрея чуть не обернулась бешеным скандалом, потому что возлюбленная, которую Нетли почти боготворил, неожиданно взорвалась остервенелыми проклятиями и стала поносить его так люто и страшно, как если бы он был ей злейшим врагом, но тут в квартиру вломился, к счастью, Обжора Джо, и обстановка разрядилась, хотя через минуту после Обжоры Джо пришел, пошатываясь, пьяный Дэнбар и сразу же начал обнимать одну из хихикающих девиц, так что теперь им не хватало одной партнерши, а поэтому, оставив Аафрея дома, они всемером выкатились на улицу и залезли в кабриолет к наемному извозчику, который безучастно стоял на месте, пока девицы требовали плату вперед. Нетли вручил им с галантной торжественностью девяносто долларов, позаимствовав двадцать долларов у Йоссариана, тридцать пять у Дэнбара и семнадцать у Обжоры Джо. Дружелюбно заулыбавшись, девицы сказали извозчику адрес, и его лошаденка повлекла их неторопливой трусцой на другой конец города, в район, где они никогда не бывали, а когда им уже почудилось, что путешествие продлится до скончания века, остановилась на глухой и темной улице возле высокого старого дома. Поднявшись вслед за своими спутницами по крутой скрипучей лестнице с деревянными ступенями на четвертый этаж, они очутились в блистательной, мгновенно поразившей их воображение квартире, которая явила им толпу словно бы все время умножающихся гибких, голых и юных девиц, среди которых вертелся уродливый порочный старик с богомерзким, на слух Нетли, кудахчущим смехом да сновала почтенная старуха в светло-сером свитере, осуждающая горестным квохтаньем любую неблагопристойность и без устали устраняющая всяческую грязь.

Поразительная квартира оказалась плодороднейшим рассадником голых девиц. Пришельцев препроводили в тускло освещенную, с буроватыми стенами гостиную, которая размещалась на скрещении трех темных коридоров, уходящих в таинственные недра этого странного и замечательного борделя. Три их девицы сразу же стали раздеваться, причем то и дело на мгновение замирали, чтобы горделиво продемонстрировать свое аляповато-яркое белье, и без умолку щебетали, обмениваясь добродушными колкостями с похотливым, истасканным, плешевато длинноволосым белобрысым стариком в небрежно расстегнутой белой рубахе, который встретил гостей сардонически вежливым приветствием, а потом все время хихикал и сладострастно пялился на девиц из голубого засаленного кресла, стоящего почти точно посредине гостиной. Добродетельная старуха в сером свитере отправилась, скорбно опустив голову, за партнершей для Обжоры Джо и вскоре вернулась с двумя пышногрудыми красотками, одна из которых была совершенно голая, а вторая пришла в розовато-прозрачной коротенькой комбинации и проворно избавилась от нее, садясь на кушетку. Потом из разных коридоров появились еще три нагие обитательницы борделя и остановились в гостиной поболтать, а следом за ними пришли еще две. Четыре новые, занятые оживленной беседой, профланировали через гостиную не останавливаясь; три из них были не только голые, но и босые, а на четвертой красовались танцевальные серебряные туфельки, принадлежащие, если судить по ее разлапистой походке, явно не ей. Спустя минуту возникла еще одна полураздетая дива, так что их собралось уже одиннадцать.