Поправка-22

Йоссариан мгновенно открыл глаза и с тревогой увидел, что впереди по курсу вспыхивают дымные шары разрывов, а на круглом, змееглазом лице Аафрея застыло самодовольно-спокойное любопытство. Перепуганный Йоссариан ошалело замер. У него как-то странно одеревенела нога. Маквот резко дернул штурвал на себя, и в наушниках Йоссариана задребезжал его голос, требующий команд по уходу из-под обстрела. Йоссариан попытался вскочить и оглядеться, но остался на месте. Он не смог пошевелиться! Он глянул вниз, и его стало мутить. Багровое пятно, быстро разрастаясь, устрашающе всползало по его рубахе вверх, как монстр из преисподней, готовый его сожрать. Он был ранен, да так, что страшней не придумаешь. Капельно взбухающие струйки крови, в нескольких местах пропитав штанину, медленно змеились на затоптанный пол, извиваясь и сплетаясь, словно мерзкие черви. Сердце у Йоссариана дало сбой. Страдая и содрогаясь от брезгливой дурноты, Йоссариан позвал Аафрея на помощь.

– Мне оторвало мошонку! Оторвало… Аафрей! – Аафрей не слышал, и, нагнувшись вперед, Йоссариан испуганно дернул его за руку. – Аафрей! На помощь! – чуть не плача заорал он. – Я ранен! Я ранен!

– Что? – спросил Аафрей, глядя на Йоссариана с рассеянной улыбкой.

– Я ранен! На помощь!

– Я ничего не слышу! – кротко пожав плечами и дружески улыбаясь, откликнулся Аафрей.

– Да ты посмотри! – простонал Йоссариан, показывая на плещущуюся в кресле лужу и свежее багровое пятно на полу. – Я ранен, Аафрей! Помоги, ради Христа!

– Я не слышу! – терпеливо повторил Аафрей. Он приставил ладонь к своему пухлому уху, повернулся к Йоссариану в профиль и спросил: – Что ты говоришь?

– Неважно, – сказал Йоссариан, внезапно уставший от собственного крика и бессмысленной, безнадежной, обессиливающей злости. Он умирает, и никто этого не замечает… – Неважно.

– Что? – прокричал Аафрей.

– Мне оторвало мошонку! Ты что – не слышишь? Я ранен в промежность!

– Ну ничегошеньки не слышно! Что ты сказал?

– Я сказал – неважно! – выкрикнул Йоссариан, чувствуя себя вялым, но лихорадочно продрогшим.

Аафрей огорченно покачал головой и чуть ли не прижал к лицу Йоссариана свое похабное, как белая клецка, ухо.

– Громче, дружище! – крикнул он. – Громче!

– Проваливай, ублюдок! – всхлипнул Йоссариан. – Проваливай, проклятый помешанный ублюдок! – Ему захотелось прибить Аафрея, но не было сил, чтобы сжать кулаки. Он решил поспать – и потерял сознание.

Йоссариана ранило осколком в бедро, и, придя в себя, он увидел Маквота, который стоял рядом с ним на коленях и что-то успокоительное делал с его ногой. Йоссариан ощутил благодарное облегчение, хотя и заметил за спиной у Маквота херувимски пухлую ряшку Аафрея, глядящего на него с безмятежным любопытством. Йоссариан вымученно улыбнулся Маквоту и спросил, кому он доверил их корыто. Маквот, по-видимому, его не услышал; сердце у Йоссариана тревожно заколотилось, и, набравши в легкие побольше воздуха, он повторил свой вопрос как можно громче.

– Слава богу, ожил! – посмотрев на Йоссариана, с облегченным вздохом воскликнул Маквот. Смешливые морщинки, разбегающиеся в стороны от уголков его глаз, устало углубились, а лицо лоснилось от пота и копоти. Он заботливо обматывал ногу Йоссариана длинным бинтом из бортовой аптечки; а на внутренней стороне бедра, где саднила рана, Йоссариан ощущал мягкий ватный тампон. – За штурвалом Нетли, – сказал Маквот. – Он чуть в голос не разрыдался, узнав, что ты ранен. Ему померещилось, да и сейчас небось чудится, что рана смертельная, ну, он и распсиховался. У тебя задета на бедре артерия, но мне удалось остановить кровь. Я вколол тебе небольшую дозу морфина.

– Вколи еще.

– Немного попозже. Когда рана снова начнет болеть.

– Да она у меня и сейчас уже болит.

– Двум смертям не бывать, – пробормотал Маквот и вколол Йоссариану в руку ампулу морфина.

– Скажи Нетли… – начал Йоссариан, но мир перед его глазами багрово помутился, баритонно загудел, и он опять потерял сознание.

Очнувшись в машине «Скорой помощи», он ободряюще улыбнулся доктору Дейнике, чтобы хоть немного развеять его мрачное уныние, но мир опять розовато замутился, стал быстро темнеть, и он погрузился в бездонную тьму небытия.