Читаем Поправка-22 полностью

– Клянусь вам, что полковник Кошкарт и я – мы оба глубоко удручены судьбой этих вшивых итальяшек в горах. Mais c’est la guerre[25]. Помните, что войну начала Италия, а не мы. Что агрессорами следует называть итальянцев, а не нас. И что наша жестокость только бледное подобие той жестокости, с которой все эти итальянцы, немцы или, скажем, китайцы относятся к самим себе. – Подполковник Корн дружелюбно положил руку на плечо майору Дэнби и без всякого дружелюбия сказал: – Заканчивайте инструктаж, Дэнби. И не забудьте разъяснить им всем особую важность модельной кучности при бомбардировке именно сегодня.

– Что вы, подполковник! – удивленно выпалил майор Дэнби. – Здесь же кучность не нужна. Я приказал им класть бомбы с интервалом в шестьдесят футов, чтобы устроить завал на дороге по всей длине деревни. Завал получится гораздо надежней при рассеянном сбросе бомб.

– До завала нам дела нет, – холодно сообщил ему подполковник Корн. – Полковнику Кошкарту нужны аэрофотоснимки, которые не стыдно послать начальству. Помните, что ко всеобщему инструктажу сюда прибудет генерал Долбинг, а вам должно быть известно его отношение к моделированию бомбометания. И, кстати, поторапливайтесь-ка, Дэнби, чтобы сгинуть отсюда до его прибытия. Он вас не выносит.

– Вы ошиблись, подполковник, – услужливо доложил ему майор Дэнби. – Меня не выносит генерал Дридл.

– Генерал Долбинг тоже вас не выносит. Вы, скажу вам по секрету, абсолютно невыносимы. Так что закругляйтесь, Дэнби, и катитесь отсюда. Я сам проведу инструктаж.

– А где майор Дэнби? – спросил полковник Кошкарт, прибывший вместе с генералом Долбингом и полковником Шайскопфом на общий инструктаж.

– Он попросил разрешения уйти, как только увидел вашу машину, – ответил подполковник Корн. – Ему кажется, что генерал Долбинг его не выносит. Да я, впрочем, так и так собирался провести инструктаж сам. У меня это получается гораздо лучше.

– Прекрасно, – сказал полковник Кошкарт. – Ни в коем случае, – сказал он секунду спустя, вспомнив, как хорошо это получилось у подполковника Корна при генерале Дридле перед первым налетом на Авиньон. – Я сам проведу инструктаж.

Полковник Кошкарт, пришпоренный уверенностью, что он один из любимцев генерала Долбинга, лихо повел инструктаж, хрипло, с благодушной грубостью выхаркивая подчиненным безапелляционные приказы, как это делал обыкновенно генерал Дридл. Он был уверен, что прекрасно смотрится на дощатом возвышении в своей распахнутой у ворота форменной рубахе, со своими волнистыми, коротко подстриженными, серебрящимися сединой волосами и богато инкрустированным мундштуком в правой руке. Он бойко выгавкивал инструктажные банальности, умело имитируя даже некоторые характерные для генерала Дридла неправильности произношения, причем его нисколько не смущал новый полковник, приехавший вместе с генералом Долбингом, пока ему внезапно не пришло в голову, что генерал Долбинг ненавидит генерала Дридла. Он дал петуха, и его уверенность мигом улетучилась. Говорить он машинально продолжал, но все время запинался, сжигаемый унизительным страхом, который внушал ему теперь полковник Шайскопф. Новый полковник означал нового соперника, нового ненавистника и врага. А характер у него был, по всей вероятности, непреклонно дубовый. И вдобавок полковника Кошкарта опалило кошмарное подозрение: а вдруг полковник Шайскопф уже подкупил всех его офицеров, чтоб они начали охать, как во время инструктажа перед первым налетом на Авиньон? Тогда их утихомирил генерал Дридл, а что сможет сделать он? Ох, не оказался бы этот проклятый инструктаж опасней всех прочих застрявших у него в горле костей! Он так испугался, что едва не позвал на помощь подполковника Корна. Однако все же справился с собой и приступил к синхронизации часов. А когда синхронизация была завершена, опасность почти миновала, поскольку он мог теперь закончить инструктаж в любую минуту. Ему удалось одолеть беду, и он почти победил. Ему хотелось расхохотаться полковнику Шайскопфу в лицо – мстительно, издевательски и победно. Он с честью выдержал испытание и вдохновенно завершил инструктаж на мастерской, по его глубочайшему убеждению, ноте, явив аудитории пример красноречивой тактичности и утонченной любезности.

– А теперь, парни, – провозгласил он, – я рад напомнить вам, что нас посетил высокоуважаемый гость, начальник армейского спецуправления генерал Долбинг, благодаря которому мы смотрим выступления асоров, в изобилии получаем бейсбольные биты и прекрасные книги комиксов. Я хочу посвятить наш боевой вылет ему. Отправляйтесь на бомбардировку, парни, – за меня, за Бога, за отечество, а главное, за великого американца генерала Долбинга – и смоделируйте бомбометание так, чтобы все ваши бомбы легли, как пули в «десятку» у меткого стрелка.

Глава тридцатая

Дэнбар

Перейти на страницу:

Похожие книги

12 великих комедий
12 великих комедий

В книге «12 великих комедий» представлены самые знаменитые и смешные произведения величайших классиков мировой драматургии. Эти пьесы до сих пор не сходят со сцен ведущих мировых театров, им посвящено множество подражаний и пародий, а строчки из них стали крылатыми. Комедии, включенные в состав книги, не ограничены какой-то одной темой. Они позволяют посмеяться над авантюрными похождениями и любовным безрассудством, чрезмерной скупостью и расточительством, нелепым умничаньем и закостенелым невежеством, над разнообразными беспутными и несуразными эпизодами человеческой жизни и, конечно, над самим собой…

Александр Васильевич Сухово-Кобылин , Александр Николаевич Островский , Жан-Батист Мольер , Коллектив авторов , Педро Кальдерон , Пьер-Огюстен Карон де Бомарше

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Античная литература / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги
Этика
Этика

Бенедикт Спиноза – основополагающая, веховая фигура в истории мировой философии. Учение Спинозы продолжает начатые Декартом революционные движения мысли в европейской философии, отрицая ценности былых веков, средневековую религиозную догматику и непререкаемость авторитетов.Спиноза был философским бунтарем своего времени; за вольнодумие и свободомыслие от него отвернулась его же община. Спиноза стал изгоем, преследуемым церковью, что, однако, никак не поколебало ни его взглядов, ни составляющих его учения.В мировой философии были мыслители, которых отличал поэтический слог; были те, кого отличал возвышенный пафос; были те, кого отличала простота изложения материала или, напротив, сложность. Однако не было в истории философии столь аргументированного, «математического» философа.«Этика» Спинозы будто бы и не книга, а набор бесконечно строгих уравнений, формул, причин и следствий. Философия для Спинозы – нечто большее, чем человек, его мысли и чувства, и потому в философии нет места человеческому. Спиноза намеренно игнорирует всякую человечность в своих работах, оставляя лишь голые, геометрически выверенные, отточенные доказательства, схолии и королларии, из которых складывается одна из самых удивительных философских систем в истории.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Бенедикт Барух Спиноза

Зарубежная классическая проза