Пороги рая, двери ада

По моему мнению, режиссера этой халтуры давно надо было выгнать с телевидения взашей. Заставка, изображающая главную городскую достопримечательность — памятник основателям города, так выцвела и обтрепалась, что наводила на мысль о том, что ее изобразили еще сами основатели. К тому же она постоянно тряслась, как будто ее держал какой-нибудь пропойца. А может быть пропойцей был оператор, и тряслась в его руках телекамера? Во всяком случае, опухшая физиономия набриолиненого диктора не вызывала сомнений в его пагубных пристрастиях. Второй диктор молодая худосочная девица, накрашенная сверх меры, страдала косноязычием и излишним апломбом.

Именно она, сделав значительное лицо, поведала с места в карьер о том, что нашими доблестными органами милиции раскрыто громкое преступление убийство Всеволода и Алисы Бушуевых. Убийцы — ближайшая родственница Бушуевых и его компаньон задержаны. Вернее, родственница явилась в прокуратуру с повинной, а компаньон, находящийся в настоящее время на лечении в больнице, взят под охрану в палате.

Можно подумать, что его до этого не охраняли!

Потом быстренько показали взвод милиционеров, дружно несущийся куда-то вместе с огромной овчаркой, совершенно постороннего мрачного типа в наручниках, какого-то коротышку в белом халате, старательно трясущего пробиркой, и начальника управления внутренних дел нашего города, что-то бубнящего в трубку телефона. Вся эта каша должна была доказать миру, что наша милиция не дремлет и успешно ловит всяких гадов.

Мы с Федором переглянулись и дружно фыркнули. Мы-то знали, как оно на самом деле было — Симу, небось, в прокуратуре до сих пор поят успокоительным, если еще не сдали на руки психиатрам. О судьбе трех ранее арестованных даже не заикнулись. Надеюсь, что их все-таки не забыли выпустить на свободу.

Когда ребенок лег в постель с книжкой из серии «Детская энциклопедия», которую страстно полюбил и надеялся с ее помощью узнать абсолютно все про весь мир, я вышла в сад. Сгущались сумерки, пахло ночной фиалкой, за забором слышалось дружное пение.

Побродив между грядок, я присела на перевернутый ящик и тут только почувствовала, как страшно устала. Нервное напряжение последних дней вылилось в ужасную слабость и опустошенность. Сейчас, когда все мои беды близились к концу, я вдруг ощутила себя полной развалиной. А ведь мне еще нужно было ехать за сыном, идти в милицию, делать кучу всяких дел. И где мне взять для этого силы?

Я сорвала зеленую веточку, растерла в пальцах и поднесла к носу. Это была мята. Отец любил пить чай с мятой. Знакомый запах, словно родное дыханье, коснулся лица. Мне очень тяжело, но я выдержу, обязана выдержать!

***

Чтобы отвлечься от грустных мыслей я отправилась к Грине. Там мне обрадовались, налили водки, навалили гору жареной на сале картошки. Потом мы пели про Хасбулата удалого и Мурку в кожаной тужурке.

Потом снова пили водку и пели про несчастную любовь.

Венки принялись плести уже в хорошей кондиции. Каждый плел по вдохновению из подручных растений — из петуний, подзаборных одуванчиков и анютиных глазок. Мало у кого творение напоминало настоящий венок, но мы подняв тост за здоровье Ивана Купалы (хотя если он когда-то и существовал, то вряд ли находился ныне в здравии), торжественно отправились к ручью. Там, при свете яркой луны мы благополучно утопили свои икебаны. После чего, преисполненные чувством исполненного долга и приобщения к народным традициям, все вернулись к столу, накрытому под старой яблоней.

Пьянка продолжалась. Но я уже порядком устала и клевала носом. Осоловевший Гриня шатающейся походкой направился в конец сада — навестить кособокий домик с сердечком на дверце. Коля и Леха завели было очередной шлягер про тяжкую жизнь за решеткой, как вдруг из-за деревьев странными прыжками выскочил Гриня и громким шепотом запричитал:

— Нас окружают! Сам видел — рожи у них черные!

Мирно лопавший салат Прохор флегматично заметил:

— Черти, должно быть. Или негры. — И продолжил невозмутимо орудовать вилкой.

— Блин, негров нам тут не хватало! — удивился Коля и, покачиваясь, встал из-за стола. — Ты где их видел, в саду что ли? Может, померещились с пьяных глаз?

— Да где померещились? Где померещились? Прямо за забором крались. Рожи, говорю, черные! — зашипел выведенный из равновесия Гриня.

— А куда крались? — не отставал Коля, пытаясь поднять с табуретки хмельного Леху.

— А черт их знает, вроде к Иришкиному дому, — кивнул он на меня.

Я моментально протрезвела и ужасно испугалась — в доме один ни о чем не подозревающий Федор, к которому крадутся неведомые враги. Кто это банда Митрофана? А вдруг Самураю удалось сбежать, и он меня выследил?

Подскочив, как ужаленная, я собралась немедленно лезть через забор и спасать ребенка, но Коля остановил меня и кинулся первым, как буксир волоча за собой безвольного Леху. С громким стуком оба перевалились через штакетник и принялись, спотыкаясь и матерясь, носиться за кем-то по моему двору.