Портрет Ласточки

Кенциль догнал её и схватил за руку, однако она повернулась и на глазах у школяров и преподавателей выпустила в него волну чар из двух ладоней. Наставника связало по рукам и ногам нироузлами, он рухнул на руки двух студентов и, крутя головой, взмолился:

— Не смей… не смей!

Обратно Ласточка и Илес возвращались в полном молчании. Бушующее в стенах академии сражение напоминало нападение смертоносной вьюги: на глазах друзей двух чародеев, укрывшихся в разных корпусах, вытянули чарами прямо из окон; отряд помощника старшины юстициаров во всю наседал на нескольких юстициаров префектуры, Ови заметила, как двое людей Лёдериц оказались связаны нироузлами, но сослуживцы были слишком заняты боем. Метель и ветер стучали по окнам и козырькам, вызванные силой магии, а не природы, и призывали школяров с преподавателями не выходить во двор и ждать окончания сражения.

Вскоре Илес довёл подругу до мозаичного панно. Их уже ожидала птица, которая сидела на том самом клиновидном осколке мозаики. Овроллия взяла его в руку, поднесла фонарь в выемке и осознала, что текстура камня точно такая же, как камень мозаики. Тяжело вздохнув, девушка попыталась вставить клинышек, но он не влезал в узкое отверстие. Тогда она вытащила четырёхугольный фрагмент, вставила клин тупым концом и вернула трапецию на место. Сама не поняла, как перестала дышать и дышать перестал полурослик. Послышался едва слышимый скрежет, мозаика наконец ожила.

Сначала застывшая в невесомости птица залюминесцировала белизной нижней части головы и живота, затем свечением начали отдавать тёмно-синие основания крыльев, хвостовое оперение и голова, а после — чёрные кончики крыльев. Когда ласточка ожила, преобразилась погода вокруг неё: метель справа будто приобрела объёмность, снежинки, подгоняемые ветром, стали выглядеть ярче, напоминая крохотные звёзды, сияющие одновременно и так близко, и так далеко. Пасмурная погода слева также приобрела совершенно реалистичные очертания — будто бы выскакивающие из буро-серых туч линии светоносных молний и капли дождя готовились поразить застывшую в полёте ласточку, помешать её полёту. Однако голова птицы была обращена именно к свету, к молниям, что собирались помешать её перелёту. Или это было лишь её испытанием?

Поводив рукой по картине, девушка случайно коснулась последнего клиновидного осколка. К её удивлению, он был подвижным. Она повернула его вокруг собственной оси, и, казалось, он вошёл чуть глубже. Где-то за стеной послышался едва слышимый плач.

Из размышлений Ови вырвал давящий по ушам металлический скрежет и грохот каменных плит, вызвавший новую дрожь по всему коридору. На глазах девушки и полурослика мозаичное панно слегка вдавилось в стену и медленно опустилось в длинный паз. Овроллия, держа фамильяра в руке, переступила через порог и обнаружила заходящий за угол коридор. Темнота и едва слышимый плач привлекали её, манили к себе. Ласточка должна была разобраться со слезами, как с каплями дождя на картине.

— Стой, подруга! Ови, стой!

Она сдержала слёзы, зарядила руку и повторила то, что сделала с профессором Кенцилем. Связанный полурослик пал рядом с фонарём. В его широко раскрытых глазах застыл немой вопрос.

— Прости, — пояснила чародейка. — Конец своего пути я должна пройти одна. А птица, — девушка прижала иллюзорную ласточку к шее, — часть меня.

Когда она закончила говорить, вновь раздался неприятный скрежет. Ови заметила в самый последний момент в боковых пазах части механизма, исполненные из нержавеющей и долговечной стали. Успев перескочить в узкий коридор, чародейка проводила связанного Илеса тоскливым взглядом, пока мозаичное панно не закрылось.

— Если твоя магия быстро перестанет действовать, то он выберется и откроет снова, — сказала птица.

— Значит, нам нужно торопиться.

Подсвечивая путь ласточкой, Овроллия миновала два поворота и коротких коридора, после чего показался яркий свет. Она попала в просторное круглое помещение с несколькими выемками в стенах и жаровнями в неизвестном стиле. В центре напоминающего арену зала висела огромная люстра. В глаза сразу бросился непонятный магический алтарь под ней. Сверху был накинут массивный плед, который, однако, подрагивал, будто здесь проводилось исследование. Птица прощебетала о том, что не нужно трогать посторонние предметы, но лежащая на алтаре Диадема знаний, инкрустированная ярким сапфиром под цвет глаз самой Ови, так приманивала её к себе.

Едва девушка прикоснулась к артефакту, как невидимая сила отбросила его назад, в дальний конец зала. Молчание прервал едкий и незнакомый смех. Незнакомый потому, что издающий его человек никогда раньше не смеялся.

— Я догадывалась, что это вы, мастер Алериц, — произнесла Овроллия, застыв у алтаря и пытаясь боковым зрением обнаружить источник смеха. — Кто ещё в здравом уме отправит по верному следу главную подозреваемую за пределы академии во время комендантского часа?

— Скажи, — раздался мелодичный голос где-то слева, — Царвель рассказал обо мне? Назвал моё имя?