— В пятнадцать лет, — на этот раз Алериц говорил слева, — я отвёз Дирцу на завод своего друга Царвеля. Она проходила со мной и моим другом по подвесной галерее, осматривая убранство и работу мастеровых. Однако внезапно несколько цепных строп сорвались. Мой добрый друг слишком рьяно экономит на материалах, а по тому мосту обычно ходят только полурослики. Мы с Царвелем ухватились за цепи, позже нас сняли. Но Дирца…
— Она, как и я, упала в резервуар с водой, что могло пойти не так?.. — уточнила девушка, продолжая осматривать стального голема и особенно меч в ножнах.
— В тот момент там была не вода, а кислота для обработки металла, — отвечал он всё ещё слева. — Дирцу достали быстро, она задержала дыхание и не захлебнулась, но её прекрасное лицо, кожа рук и шеи покрылись волдырями. До конца своей жизни ей пришлось носить шарф и перчатки даже во время занятий.
Овроллия, взяв ласточку в левую руку, а правой готовясь пускать чары, медленно обошла неподвижный конструкт. Её стальная сестра-близнец не показывала никакой агрессии и, кажется, беспрекословно подчинялась своему создателю.
— Допустим, — произнесла девушка на ходу. — Но с мастером Омольрецем вы незнакомы…
— Но я знаком с его ремеслом, — прервал её скульптор големов. — Почти перед самой своей смертью, незадолго до выпуска, любовь всей моей жизни потеряла любимый браслет. Он повышал её ману, она часто использовала его в лабораторных и полевых исследованиях. Но один из преподавателей часто ругал её за это, обвинял в бесчестности. Дирца была любимицей руководства Зеркальной академии, потому тамошний ректор закрывал глаза на эту безобидную вещь. Однако артефакт был выкраден перед самым экзаменом, и дочь получила не ту оценку, на которую рассчитывала.
— Как связана пропажа магической безделушки с защитным полем, питающимся энергией артефактов? — Овроллия закончила изучать застывшую сестру-близнеца и вновь встала напротив неё.
— Дело не в артефакте. Видимо, раз твоя птица здесь, — девушка невольно вздрогнула, значит, он наблюдал за ней из-за какого-то защитного стекла, — ты не так поняла последнее задание.
— Я… должна была оставить птицу вместо той реликвии, которую нашла?..
За мастера ответила дева-голем медленным кивком. Он продолжал:
— Только лишившись дела всей своей жизни, того, во что любой гений вкладывает самого себя, мы осознаём его ценность.
Чародейка задумалась, поднесла к своему лицу ласточку и взглянула в её чёрные глаза. Если раньше хозяйкой овладевали сомнения, то теперь она была уверена в одном — птица обладает интеллектом. И, что более страшно, она осознаёт это.
— Я добивалась этого с момента её сотворения… Не знаю, каким чудом, но она ожила. По прошествии месяцев бесформенная масса с перепончатыми крыльями стала напоминать летающий цветок, а каких-то полторы недели назад она беспрекословно подчинялась мне. Теперь же — птица владеет интеллектом, настоящим, таким, как у нас, мастер Алериц.
— Ты заблуждаешься, дочь, — последнее слово удивило её. — Целые века долгих изучений, лучшие умы нашего доминиона и всех известных нам материков, сами магические существа, сотканные из элементарной материи или попавшие в наш мир из других измерений — все они позволяют сказать одно. У иллюзий нет ничего, ни души, ни сердца, ни мозга. Иллюзая, как и голем, — послушный конструкт в руках создателя. То, что ты ошибочно принимаешь за желаемое, — всего лишь частица твоего сознания.
Овроллия покрутила головой. Ласточка молчаливо смотрела на неё, будто Алериц гипнотизировал иллюзорное животное. Трубы заговорили вновь, со всех сторон:
— Мы с тобой гении, Овроллия. Мы привносим в мир что-то лучшее, пытаемся разгадать тайны бытия, открыть секрет бессмертия и излечить мир от язв войн, боли и страданий. Когда разумы всех людей перенесутся в разумы големов, тогда мир станет другим. Нам не из-за чего будет сражаться, мы будем равны друг перед другом. Представь, что твоё соперничество с Винесцорой канет в небытие.
— Мы с вами не похожи… Нет! — сдерживая гнев и слёзы, прорычала она. Птица помотала головой, не соглашаясь с мнением хозяйки. — Нет, не слушай его! Не слушай!
— Она — часть тебя. Просто ты боишься признаться себе, что…
— Хватит! — ей удалось перекричать гул из нескольких труб. — Слышать не хочу! Покажитесь! Мне надоело разговаривать с неживыми предметами!
— Дочь должна слушаться своего отца, — сказала труба за спиной. Ови обернулась, но никого не увидела. Искры из её правой ладони опасно покрывали пол крохотными точками, напоминающими тающую стеклянную пыльцу.
— Зачем это испытание?! — взревела чародейка, крутясь на месте в поисках точки обзора злодея. — Зачем вы подставили меня под кандалы верховного юстициара?!