Об этих преступниках, не имеющих вроде бы никакого отношения к Битцевскому Маньяку, я решила рассказать для того, чтобы еще раз напомнить, как современные коммуникационные технологии могут влиять на нашу жизнь. Привносить в нее преступность, девиации, провоцировать маргинальное поведение. Или наоборот – преображать ее, делать красочнее, удобнее, безопаснее. Сами по себе интернет и социальные сети не зло. Но, к несчастью, в руках злоумышленников они часто становятся инструментом и даже орудием.
Дневник профайлера
«Девочка моя»
Продвигать профайлинг десять лет назад было непросто. Никто не знал, что это такое, как работает и какую пользу может принести. В какой-то момент мы с командой поняли, что предлагать профайлинг «в лоб» малоэффективно и высокозатратно. Как инструмент, используемый в корпоративной безопасности и работе с персоналом, он был совершенно неизвестен. Нам было необходимо найти нечто более понятное тогдашнему клиенту и при этом позволяющее рассказать о возможностях профайлинга. На выручку пришли проверки на полиграфе. И с одним из заказов на полиграфную проверку связан случай, который я до сих пор частенько вспоминаю.
В 2013 году, благодаря сарафанному радио, и сейчас работающему лучше, чем контекстная реклама, к нам обратился человек, который представлял интересы собственников одной компании. Директором в ней был назначенный менеджер, которого собственники решили убрать с должности. Быстро и законно это сделать было сложно, поэтому в надежде накопать фактуры для увольнения они инициировали аудиторскую проверку. Кое-что она нашла, но «боссам» этого показалось недостаточно, и они решили дополнить ее результаты проверкой на детекторе лжи.
Почти на все встречи тогда еще ходила я. Созвонились, договорились обсудить ситуацию за обедом, где-нибудь в районе метро «Курская».
Когда в кафе вошел мой собеседник, пришлось констатировать, что разговор едва ли будет приятным.
Из бывших. Причем, скорее всего, не имел отношения к оперативной или следственной работе. Как-то раз слышала, что оперов можно вычислить по чистой обуви и взгляду, пытающемуся обнаружить вербовочную уязвимость, а следаков – по выглаженной рубашке и улыбке, скрывающей уже подготовленный план допроса и предъявления доказательств по принципу «от менее значимых к более».
Ни тех, ни других признаков во внешнем виде Ивана Ивановича – пусть его зовут так – не было. Грузное от сидячего образа жизни тело, выбритое лоснящееся лицо, короткая стрижка, даже не пытающаяся скрыть выпадение волос. Взгляд пробежался по кафе, оценил его убранство и, решив, что оно простовато, ничего кроме снисходительного пренебрежения по отношению к персоналу не выражал. «На службе таких не любят», – подумала я. И приготовилась к долгим рассказам, которые отражают особенности применения навыков, полученных им в доблестной и бесстрашной борьбе с преступностью, для решения деликатных вопросов своего доверителя.
К слову сказать, в разговоре он мимоходом сообщил, что всю жизнь проработал в некой «инспекции». Очевидно, он решил, что мне не хватит опыта, сопоставив этот факт с другими деталями, понять, что речь идет об инспекции по личному составу. А там погонь, перестрелок и громких задержаний не встретишь.
Утомлять читателя деталями беседы не хочу. Передам лишь ее финал. После изложения сути дела Иван Иванович произнес фразу, которая с тех пор практически выводит меня из себя. Но тогда я не сразу поняла, что именно он имел в виду.
– И еще. Заключение должно быть правильным, – как бы мимоходом, с интонацией, которую используют, чтобы дать понять, чье слово в разговоре последнее, произнес Иван Иваныч.
– Разумеется, – со всей убедительностью ответила я, – мы всегда делаем заключение в соответствии со всеми требованиями и стандартами, на случай, если потребуется использовать его в суде.
– Вероятно, вы не поняли. Вне зависимости от результатов проверки заключение должно быть «правильным», а директор – виновным! – уже с раздражением повторил он.
К тому моменту я уже не была девочкой, которая мечтает о радуге, единорогах и безусловном понимании со стороны безопасников. Но такое безапелляционно-менторское и не по-мужски хамское поведение меня задело. Однако привычка гасить эмоции в таких ситуациях взяла свое.
– Прошу простить, но мы не даем липовые заключения, – улыбнулась я.
– Сколько? – небрежно бросил он. – Мой доверитель готов предложить хорошую сумму.
– Боюсь, что все равно вынуждена отказаться.
– Ясно. Девочка моя, я еще минут пять посижу. А ты пока позвони своему руководителю. Уверен, он уговорит тебя принять верное решение.
– Руководитель перед вами, и решение он уже принял. Более того, уже его вам озвучил. Всего доброго!