Портреты (сборник)

Ничего, кроме пустозема.

И вот через несколько месяцев я вновь в Рамалле, на заброшенной парковке, которую небольшая группа палестинских художников превратила в свое рабочее пространство. В их числе – девушка-скульптор по имени Ранда Мадда. Я смотрю на придуманную и воплощенную ею инсталляцию под названием «Кукольный театр».

Инсталляция представляет собой большой барельеф – три на два метра, – поставленный вертикально, как стена. Напротив этой стены на земле – три фигуры в полный рост.

Барельеф состоит из плеч, лиц, рук и смонтирован арматурой, фигуры сделаны из полиэстера, стекловолокна и глины. Поверхности раскрашены в темно-зеленые, коричневые и красные тона. Глубина рельефа примерно такая же, как на бронзовых дверях Флорентийского баптистерия работы Гиберти, и перспективные сокращения переданы почти с таким же мастерством. (Я бы никогда не догадался, что художница так молода. Ей всего 29 лет.) Стена барельефа подобна «живой изгороди», которую напоминает публика в театре, если смотреть на нее со сцены.

На настиле перед публикой находятся три выполненные в человеческий рост фигуры, две женщины и мужчина. Они сделаны из тех же материалов, что и рельеф, но выкрашены в более блеклые тона.

Одна из фигур расположена на расстоянии вытянутой руки от публики, вторая – примерно на двухметровой дистанции, третья – еще в два раза дальше. На них повседневная одежда – та, которую они решили надеть этим утром.

Их тела привязаны к веревкам, свисающим с трех горизонтальных палок, которые, в свою очередь, подвешены к потолку. Они – марионетки; эти палки – орудия управления в руках отсутствующих или невидимых кукловодов. Все многочисленные фигуры на барельефе смотрят на то, что разворачивается у них перед глазами, и ломают пальцы. Истерические движения рук напоминают переполох в курятнике. Они бессильны. Они ломают пальцы оттого, что не могут вмешаться. Они – заперты в барельефе, им недоступен мир трех измерений, поэтому войти в реальность и исправить ее им не дано. Они олицетворяют молчание.

Три реальные трепещущие фигуры привязаны к веревкам невидимых кукловодов, бросающих их на землю головой вниз, так что ноги болтаются в воздухе. Их бросают снова и снова, пока не расколется голова. Их руки, торсы, лица искажены судорогами агонии, которая никак не закончится. Это видно по их ногам. Снова и снова.

Я мог бы пройти между бессильными наблюдателями с барельефа и застывшими в неуклюжих позах жертвами на земле. Но я этого не делаю. В этой работе есть невероятная сила. Она утверждает землю, на которой стоит. Она превращает площадку, где происходят убийства, между пораженными ужасом зрителями и агонизирующими жертвами, в священное место. Эта работа превратила парковку в «пустозем».

Эта работа была пророчеством о секторе Газа.

Теперь могила Махмуда Дарвиша на холме Аль-Рабех огорожена по решению палестинских властей, над ней сооружена стеклянная пирамида. Теперь уже не получится посидеть на земле рядом с ним. Его слова, однако, остаются внятны для наших ушей, и мы можем повторять их снова и снова:

Мне надо написать работу по географии вулканов

От безвидности до руин,от времени Лота до ХиросимыТак, словно я никогда еще не жил,с желанием, которое есть у меня и сейчас, – знать,Возможно, Настоящее ушло далекои Вчера приблизилось.

Тогда я возьму Настоящее за руку, чтобы пройтись с ним по краю историии избежать циклического временис его хаосом горных козлов.Как мне спасти мое завтра?Скоростью электронного времениили моего пустынного каравана медлительностью?

У меня есть работа до конца дней,словно я не увижу завтра,и я должен работать ради сегодня, еще не наставшего.Поэтому я слушаюНежно, нежноМуравьиное биение моего сердца…