Порванные нити

В самом деле, узкая деревенская дорога больше напоминала подъезд к тарасовскому рынку, такое оживленное на ней было движение. Чем ближе мы подъезжали к дому Марины Ивановны, тем большее количество народу встречалось нам по пути. Когда я увидела микроавтобус с логотипом местного телеканала, я окончательно заподозрила неладное.

Позади домов, поодаль от главной улицы, происходило нечто, что вполне могло сойти за деревенскую ярмарку. Народ толпился возле расставленных в ряд столов, кто-то суетился возле полевой кухни, а иные тащили целые мясные туши.

Мы отворили калитку, ведущую в дом Марины Ивановны. Обойдя главный вход, которым, как я знала, местные редко пользовались, мы остановились возле запасного входа, ведущего в кухню. Немецкая овчарка, посаженная на цепь, приветливо обнюхала нас, явно не вполне понимая, для чего она тут нужна.

– Эй, хозяева! – крикнул Александр. – Гости пришли!

– Тут нет никого, наверное, – заметила я, – пойдем ко всем, там точно кто-нибудь ее видел.

И мы устремились через огород, засаженный картошкой, туда, где происходило все веселье.

Решив действовать наверняка, я подошла к старушке, что сидела прямо напротив:

– Доброе утро, бабушка! А вы не знаете, где можно Марину Ивановну Устюжанину найти? Мы с ней встретиться договорились.

Старушка с интересом посмотрела на меня, потом на Александра. Откашлялась, отерла рот концами завязанной на голове косынки и усмехнулась, явно не торопясь с ответом.

– Маринка-то? – Получив от меня утвердительный ответ, старушка продолжила: – Здесь неугомонная бегат. Все бегат и бегат. У меня уж в глазах рябит, а она все бегат.

– Спасибо, бабушка, – обреченно сказала я, – мы еще поспрашиваем.

– Чего спрашивать-то? – удивилась женщина. – Вон она бегат. – И указала рукой куда-то в направлении тазиков с фаршем.

Там стояла светловолосая улыбчивая женщина, что-то бойко кому-то объясняющая. Я узнала ее голос, он был сильный и звонкий на высоких нотах. Таким хорошо работать с детьми, его всегда слышно сквозь гомон. Ее волнистые волосы, убранные в высокий хвост, блестели на солнце седыми прядями. Одета она была в простую серую футболку и красный сарафан, смешно задирающийся сверху на ее полной фигуре.

– Марина Ивановна, здравствуйте! – прохромала я к ней. – Я Татьяна Иванова, мы с вами вчера разговаривали.

– Да, здравствуйте! – решительно заявила она и тут же принялась отдавать распоряжения: – Присаживайтесь! Вот тесто, а вот фарш. Если вы вегетарианцы, у нас есть капуста с грибами. Аллергии нет?

– Нет, – растерянно ответила я. – А вы о чем?

– Уже все собрались. Садитесь же! Сейчас вас поснимают. Мы еще учетчиков ждем, – не унималась Марина Ивановна.

– Вы, наверное, не так меня поняли, – попыталась я взять инициативу в свои руки.

– У нас, девушка дорогая, будет рекорд Книги Гиннесса по одновременной лепке пельменей, и вы нам помогаете!

Она была так убедительна, что Александр, который все это время откровенно веселился, наблюдая за моей полевой работой, первый оценил всю ответственность момента:

– А фарш у вас домашний? Иначе невкусно получится, – авторитетно заявил он, пододвигая к себе алюминиевую пельменницу.

– Обижаете, молодой человек, – радостно взвилась женщина, – вы же видите, все при вас готовится, – обвела она рукой остальные столы, на которых и впрямь творилось форменное гастрономическое безобразие.

Капуста с грибами были лишь одной из множества начинок, какими предполагалось заправлять пельмени. Там был и разваренный картофель, истолченный в пюре и присыпанный укропом, и квашеная капуста, и потрошеная рыба, готовая отправиться в мясорубку, и даже отварная кукуруза, уже освобожденная из початков, тоже ждала возможности завернуться в тесто.

– Лепка, значит? – иронично заметил Александр. – Ну, принимайся за работу, – он подвинулся, освобождая мне место, – далеко она от нас все равно не уйдет. И, как я слышал, нас еще и пельменями в конце накормят.

– Да ты прям светишься! – с некоторым раздражением заметила я.

– Я в деревне, в окружении веселья, в обществе любимой девушки, готовлюсь пробовать вкусные пельмени. Я счастлив! – Он расплылся в улыбке.

Противостоять его настрою было бы по меньшей мере глупо. Поэтому я бодро принялась за дело, заворачивая фарш по старинке, а не раскатывая его в пельменнице, как это делал Александр.

Спустя порядочное количество поддонов с пельменями моя спина отказалась дальше терпеть такое неуважение к себе, выстрелив острой болью куда-то под лопатку.

– Так, я на поиски Марины Ивановны, а ты, – я успела остановить своего рыцаря прежде, чем он успел встать, – оставайся здесь и следи за обстановкой, – заговорщически произнесла я и встала, опершись на свой костыль.

Моя художница как раз перестала позировать перед камерой. Она стояла возле огромного самовара, раздувая угли новеньким кирзовым сапогом. Рядом с ней на столе стояли хрустальные салатницы, наполненные в этот раз вареньем.

– Подходите! – призывала она своим звонким, полным энтузиазма голосом. – Чай из самовара, с вареньем смородиновым, крыжовенным, малиновым!