Я знаю, чем это кончится – но как тебе объяснить?Бывает, что жить не хочется, но чаще – так тянет жить,где травами звери лечатся и тени вокруг меня,дурное моё отечество на всех языках кляня,выходят под небо низкое, глядят в милосердный мрак,где голубь спешит с запискою и коршун ему не враг.И всё-то спешит с депешею, клюёт невесомый прах,взлетая под небо вешнее, как будто на дивный брак,а рукопись не поправлена, и кляксы в ней между строк,судьба, что дитя, поставлена коленками на горохи всхлипывает – обидели, отправив Бог весть куда —без адреса отправителя, надолго ли? навсегда…
«Засыпая в гостинице, где вечереет рано…»
Засыпая в гостинице, где вечереет рано,где в соседнем номере мучат гитару спьяну,слишком ясно видишь, теряя остатки хмеля:ты такой же точно, как те, что давно отпели,ты на том же лежишь столе, за которым, лепёшку скомкав,пожирает безмозглый Хронос своих потомков.Свернут в трубочку жёсткий день, что плакат музейный.Продираясь лазейкой, норкою муравейной,в тишине паучьей, где резок крахмальный шорох,каменеет время, в агатовых спит узорах,лишь в подземном царстве, любови достигнуть дабы,кантемир рыдает, слагая свои силлабы.Засыпая в гостинице с каменными поламивспоминаешь не землю, не лёд – океан и пламя,но ни сахару нет, ни сыру полночным мышкам.Удалась ли жизнь? так легко прошептать: не слишком.Суетился, пил, утешался святою ложью —и гремел трамвай, как монетка в копилке Божьей.Был один роман, в наше время таких уж нету,там герой, терзаясь, до смерти стремился к свету.Не за этой ли книжкой Паоло любил Франческу?Сквознячок тревожит утлую занавеску,не за ней ли, пасьянс шекспировский составляя,неудачник-князь поминает свою Аглаю?Льётся, льётся безмолвных звёзд молодое млеко,а вокруг него – чёрный и долгий, как холст Эль Греко,на котором сереют рубахи, доспехи, губы,и воркует голубь, и ангелы дуют в трубы,и надежде ещё блестеть в человеке детскомпозолотой тесной на тонком клинке толедском,а ещё – полыхает огненным выход тихийдля твоей заступницы, для ткачихи,по утрам распускающей бархат синий.Удалась ли жизнь? Шелестит над морской пустынейне ответ, а ветер, не знающий тьмы и веры,выгибая холщовый парус твоей триеры.