Послания

Нет толку в философии. Насколькопрекрасней, заварив покрепче чаюс вареньем абрикосовым, перебиратьсокровища свои: коллекцию драконовиз Самарканда, глиняных, с отбитыми хвостамии лапами, прилепленными славнымконторским клеем. Коли надоест —есть львов игрушечных коллекция.Один, из серого металла,особенно забавен – головасердитая, с растрёпанною гривой, —когда-то украшала рукоятьстаринного меча, и кем-то остроумнобыла использована в качестве моделидля ручки штопора, которым я, увы,не пользуюсь, поскольку получилподарок этот как бы в знак разлуки.Как не любить предметов, обступивших

меня за четверть века тесным кругом, —когда бы не они, я столько б позабыл.Вот подстаканник потемневший,напоминающий о старых поездах,о ложечке, звенящей в тонкомстакане, где-нибудь на перегонемежду Саратовом и Оренбургом,вот портсигар посеребрённый,с Кремлём советским, выбитым на крышке,и трогательною бельевой резинкойвнутри. В нём горстка мелочи —пятиалтынные, двугривенные, пятаки,и двушки, двушки, ныне потерявшиесвой дивный и волшебный смысл:ночь в феврале, промёрзший автомат,чуть слышный голос в телефонной трубкена том конце Москвы, и сердцеколотится не от избытка алкоголя или кофе,

а от избытка счастья.А вот иконка медная, потертая настолько,что Николай-угодник на ней почти неразличим.Зайди в любую лавку древностей —десятки там таких лежат, утехой для туристов,но в те глухие годы эта, дар любви,была изрядной редкостью. Ещё один угодник:за радужным стеклом иконка-голограмма,такая же, как медный прототип,её я отдавал владыкеВиталию, проверить, не кощунство ли.Старик повеселился, освятиликонку и сказал, что всё в порядке.Вот деревянный джентльмен. Друг мой Петяего мне подарил тринадцать лет назад.Сия народная скульптура —фигурка ростом сантиметров в тридцать.Печальный Пушкин на скамейке,

в цилиндре, с деревянной тростью,носки сапог, к несчастью, отломались,есть трещины, но это не беда.Отцовские часы «Победа» на браслетеиз алюминия – я их боюсьносить, чтоб, не дай бог, не потерять.Бюст Ленина: увесистый чугун,сердитые глаза монгольского оттенка.Однажды на вокзале в Ленинграде,у сувенирной лавочки, лет шестьтому назад, мне удалось подслушатькак некто, созерцая эти многочисленные бюсты,твердил приятелю, что скороих будет не достать.Я только хмыкнул, помню, не поверив.Недавно я прочёл у Топорова,что главное предназначение вещей —веществовать, читай, существовать

не только для утилитарной пользы,но быть в таком же отношенье к человеку,как люди – к Богу. Развивая мысльХайдеггера, он пишет дальше,что как Господь, хозяин бытия,своих овец порою окликает,так человек – философ, бедный смертник,хозяин мира – окликает вещи.Веществуйте, сокровища мои,мне рано уходить ещё от васв тот мир, где правят сущности и тенивещей сменяют вещи. Да и вы,оставшись без меня, должно быть, превратитесьв пустые оболочки. Будемкак Плюшкин, как несчастное твореньебольного гения – он вас любил,и перечень вещей, погибших для иного,так бережно носил в заплатанной душе.