После банкета

Ах, Садо, Садо, туда тянутся деревья и трава,Хорошо ли там быть, хорошо ли там жить?Думаю о прошлом, и слезы застят глаза.Подернутое лунным светом побережье Коигаура…

До вечера Кадзу спускалась с башни и танцевала, поднималась на башню и снова пела. Несколько человек из клуба народной песни тоже поднялись на башню и пели вместе с ней, обучая ее незнакомой мелодии народной песни Отамы[32].

В сумерках зажглись гирлянды фонариков, протянувшиеся по ветвям в парке. Кадзу настойчиво просили в третий раз спеть «Садо Окэса», и она опять, уже одна, поднялась на башню. Когда загорелись фонарики, темнота окрестных склонов будто придвинулась вплотную. Вновь отзвучала «Окэса», и горы отозвались эхом неслыханных ранее на фестивале аплодисментов. Ямадзаки поспешно взлетел на башню, прошептал Кадзу на ухо:

– Огромный успех! Женщины из клуба народной песни говорят, что не отпустят вас сегодня вечером. Вы разом стали своей в Сантаме.

– Вот как? – Кадзу, промокая носовым платком пот, отвела взгляд от горы напротив.

– Устали, наверное?

– Нет, не так уж.

Пока Кадзу пела, ее внимание привлек склон напротив. На темной поверхности, возникшей с наступлением ночи, то вспыхивал, то пропадал огонь. Для пламени он был слишком слаб и порой напоминал раздуваемые искры. Яркий огонек, который днем иногда мерцал в складках горы, где не было человеческого жилья, слабо освещал окрестности и временами исчезал совсем. Внимательно присмотревшись, можно было заметить, как косо поднимается и стелется до самого гребня горы дым.

– Что там за огонь? – спросила Кадзу у молодого барабанщика, который вытирал пот с обнаженного плеча.

– Там? И правда, что там? – обратился тот к одному из товарищей.

– Там? Труба городского крематория, – беспечно ответил парень с полным дерзким лицом.

Кадзу с нежностью подумала о муже и о семейной могиле дома Ногути.

Глава двенадцатая

Конфликт

Число клиентов «Сэцугоан» день ото дня уменьшалось. Первым перестал показываться Нагаяма Гэнки. Когда он пришел в последний раз, между ним и вышедшей в зал Кадзу разгорелся спор.

– Похоже, развернулись вовсю, – с улыбочкой заметил Гэнки.

– О чем это вы?

– Как говорят в народе, «вот это и есть главная цель!».

– Загадками изъясняетесь.

– Да нет, только из любви к мужу вряд ли можно пойти на такое.

– Вот как? А я-то думала, что любящая женщина может спокойно пойти и на убийство.

– Убийство-то ладно. Но это намного хуже убийства. Ты продала наш ум врагу.

– Когда это я продавала ваши тайны?

– Речь не о тайнах, а о приемах. Сейчас ты учишь этого младенца, Партию новаторов, грязным приемам. Тем самым, на которые всегда имели право только мы.

– Приемы, которым я научилась у тебя, немногого стоят.

– Да, тебя с твоим характером не остановишь. Делай как знаешь. Но на нарушения в подготовке к выборам, которые допускает Партия новаторов, не станут смотреть сквозь пальцы. Действуй осмотрительно. У них не было денег, так что до сих пор они особо и не опасались, что их заметят.

– Спасибо за вашу заботу. Но если меня схватят, мне будет что сообщить в полиции.

Гэнки, изменившись в лице, замолк. Потом вскочил как-то по-детски, рассказал другим гостям парочку скабрезных историй и удалился много раньше обычного. Когда Кадзу вышла в коридор его проводить, Гэнки обвил рукой ее плечи и легонько похлопал по груди. Это унылое выражение фальшивой любви окончательно отвратило сердце Кадзу от бывшего друга.

На следующий день, когда вызванный ею Ямадзаки прибыл в «Сэцугоан», Кадзу как раз делали массаж в ее комнате. Она была в длинном нижнем кимоно изумительного розового цвета, и это поразило Ямадзаки. В свободной позе, может быть, кто-то по ошибке и увидел бы долю кокетства, но Ямадзаки давно понял, что это непринужденность, которую показывают не любовнику, а другу. Когда массажист разминал Кадзу бедра, подол кимоно немного задрался, мелькнула белая кожа. Гладкая, будто светившаяся изнутри женская кожа – и не подумаешь, что ей за пятьдесят. Кадзу безразлично выставляла себя напоказ.

– Что у вас за дело? Говорите скорее, пока я не подумал чего-то такого.

– Дела, собственно, нет. Вызвала, чтобы вы меня успокоили. – Кадзу осторожно приподнялась, будто пыталась встать на ноги в качавшейся лодке. – Я волнуюсь. Что мне делать, меня же не арестуют?

– Почему это арестуют? Председатель комитета тоже больше всего беспокоится из-за этого.

– Меня немного напугали, но сейчас все нормально. – Кадзу, не слушая ответа Ямадзаки, легла на спину, и массажист стал разминать ей руки. – Теперь о банкете для профсоюза, о котором вы меня недавно просили. Можете взять все на себя. Только взнос будет таким, как я скажу.

– Спасибо, но сколько? Ведь люди они бедные.

– Ну, триста иен, верно, подойдет.

– Триста иен?! – Ямадзаки поразила дешевизна.