После банкета

– Триста иен. По правде говоря, это люди, которые теперь все больше помогают нам. Я хотела пригласить и угостить их бесплатно, но ведь тогда им станет неловко. Конечно, и еда, и напитки будут высшего качества.

Этот разговор принес неожиданные плоды. Ямадзаки, думая, что ей это давным-давно известно, нечаянно заговорил о событии, про которое она слышала впервые. Речь шла о случае, когда Ногути за несколько месяцев до окончания войны представил императору докладную записку по поводу заключения мира. Кадзу очень обрадовалась и упрекнула Ямадзаки за то, что до сих пор об этом молчал.

Она заявила, что этот случай нужно немедленно отразить в брошюре, но сделать это втайне от мужа. Тут Ямадзаки заставил ее ненадолго задуматься: если это раскроется, Ногути воспротивится категорически. Но решимость Кадзу, которая собиралась и дальше действовать, не ставя Ногути в известность, была непоколебима.

– Ну конечно, нам не нужно советоваться с мужем. Не такой уж это важный материал. Использовать его нужно ради мужа. Разве не будет ошибкой упустить такие сведения? – легко сказала Кадзу.

В конце концов Ямадзаки сдался. Кроме этого, Кадзу сообщила ему, о чем думала бессонными ночами: замечательный проект – напечатать пятьсот тысяч экземпляров календарей с фотографией Ногути. Один календарь обойдется примерно в четыре иены, дизайн должен быть современным. Раздать календари по профсоюзам, а через руки членов профсоюза учителей они попадут в дома учеников, где их повесят на стену.

Кадзу подробно, как обычно, забыв о времени, рассказывала Ямадзаки о своих планах. Календари повесят на стены городских заводов, рядом со швейными машинами, даже в школьных классах. Имя Ногути зазвучит в разговорах за домашним ужином:

– Что это за человек?

– Ногути Юкэн, а ты не знала?

На фотографии Ногути должен улыбаться. Ах, так мало фотографий, где он улыбается! Он должен со стены с мудрой улыбкой пристально смотреть на все эти небогатые столы. Должен чувствовать теплый пар от еды. Улыбка Ногути должна проникнуть и витать повсюду: у птичьей клетки, под старыми стенными часами, рядом с телевизором, над досочкой в кухне, где записано, какие овощи и рыбу заказать, рядом с посудным шкафом, где спит кошка. Его достойные седины и улыбка должны слиться у людей с образом доброго дядюшки, который когда-то давно, приходя в гости, гладил их по головке и всегда дарил сладости. Эта улыбка должна разбередить людскую память, возродить пусть и старые, но извечные мечты о торжестве справедливости, а его имя, словно название долго простоявшего на якоре в гавани старого корабля, который вновь отправляется в плавание, станет именем будущего, где рухнут эти жалкие закопченные стены.

– Вот кошка встает, потягивается, – говорила Кадзу. – Трется о стену, где висит календарь. Старик берет ее на руки и видит эту самую улыбку Ногути. Разве не покажется ему в такой миг, что чувства человека на фотографии отражены в этой милой, приветливой улыбке?

Когда Ямадзаки собрался уходить, она снова прошептала:

– Насчет денег не беспокойтесь. Я уже заложила ресторан, завтра получим двадцать пять миллионов иен.

Ямадзаки говорил, что Партия новаторов и профсоюзы набирали на выборах до трехсот тысяч голосов, но понятия не имели, что делать с пятью миллионами избирателей. В общем, они были совсем сбиты с толку. Эти слова придавали Кадзу уверенности; теперь она считала, что выборы – ниспосланная ей небом работа. Игра, на которую уходит вся энергия, действие, постоянно направленное на непонятные вещи. Ей казалось, что, какое бы ни охватывало ее вдохновение, ей недостает пыла, какой бы равнодушной ни притворялась, ей недостает хладнокровия. Но ни в том ни в другом у нее не было навыка. Кадзу удалось избежать только одного – опасения: «Не перестаралась ли я?» Ямадзаки, наоборот, не беспокоился: этот известный ветеран предвыборных кампаний Партии новаторов как-то незаметно проникся уважением к бурной деятельности, которую разворачивала Кадзу, за что бы ни бралась.

Дело было в один из мрачных, неотступно дождливых дней; вернувшись под вечер в «Сэцугоан», Кадзу увидела в прихожей, как изменилась в лице преданная служанка.

– Ваш супруг здесь.

– Где?

– Ждет в вашей комнате.

– Зачем его туда отвели?

– Он только что совсем неожиданно появился и сам сразу же направился в вашу комнату.

Кадзу застыла на месте. Ногути впервые пришел в «Сэцугоан» без предупреждения. Больше всего она испугалась из-за того, что в смежной с ее спальней комнате лежала гора напечатанных календарей и брошюр.

Сердце бешено колотилось; она так и стояла, не снимая намокшего плаща. Под светом лампы в прихожей Кадзу просто физически ощущала, до чего испугана. Старый слуга смотрел на хозяйку, забыв сложить зонтик, который нес над ней от машины.