После бури

Лицо Бубу налилось темно-лиловой краской, и даже Зазубами не выдержал и захохотал. У него никогда не было своей компании, ни разу в жизни он не болтался с друзьями вот так, без дела. Их непритязательность была ему в новинку, смех с парнями тоже, поэтому, когда Бубу предложил довезти его до дома, он окончательно расслабился и кивнул в знак согласия.

– До завтра, увидимся на тренировке! – высадив его, крикнул Бубу – увы, так громко, что в домах по всей улице зажегся свет.

Бубу покатил в Бьорнстад, Зазубами скрылся в подъезде, но слишком поздно, все уже видели, кто его подвез. Вскоре после этого кто-то швырнет камень в окно его квартиры. На камне красным маркером будет написано послание от местных болельщиков, столь же незатейливое, сколь решительное:

«Иуда! Умри!»

59

Юность

В больнице в тот день умер ребенок. Всегда найдутся те, кто станет утверждать, что, пока ребенок не родился, он еще не ребенок, но Ханна никогда не разделяла эту мысль. Горе в таких случаях не меньше, чувство вины тоже, а когда все дети – твои дети, ты во всем винишь себя.

Поздно вечером она сидела дома, в Хеде, за кухонным столом, вымотанная и зареванная, не чувствуя ничего, кроме пустоты. До дома ее подкинула сослуживица, по дороге они не перемолвились ни словом. Ханна думала только о том, что сказал Тюре, когда ему было четыре или пять: «А дети на небесах растут?» Ханна не сразу поняла вопрос, поэтому ее младший сын с досадой сформулировал его иначе: «После смерти дни рождения празднуют?» И когда Ханна призналась, что не знает, зашептал в отчаянии: «А как же дети, которые умирают в животе, – они так никогда и не станут большими? Они что, даже играть не смогут? Даже на НЕБЕСАХ?»

В это мгновение она с болью осознала: с Тюре она проживает все это в последний раз. Последний ребенок. Она мать четверых детей, этого вполне достаточно, даже более чем, но все же… когда ты понимаешь, что выбора у тебя больше нет, с тобой что-то происходит. Дети никогда не дадут забыть, что ты стареешь. Тюре семь, Тесс семнадцать. Все, что испытывает Тюре, в ее материнской жизни уже не повторится, а все, что испытывает дочь, в ее материнской жизни происходит впервые. «Маленькие дети – маленькие проблемы, большие дети – большие проблемы», – сказала сослуживица, когда родилась Тесс. Что неправда. Это ошибки становятся больше. Ее собственные ошибки.

Ханна уронила голову на стол. День был такой длинный, но это, к сожалению, не повод жаловаться, ведь она сама всегда говорила детям: «У нас в семье за отговорками не прячутся». Следовать собственным требованиям труднее всего. Прошло несколько часов с тех пор, как Тесс, хлопнув дверью, ушла, – ссора вспыхнула мгновенно, и Ханна знала: она сама во всем виновата. Она вернулась из больницы такая усталая, едва на ногах стояла, было больно дышать, и даже кожу саднило, так что сорваться ничего не стоило. Началось все с того, что у въезда в гараж она нашла кусок резиновой прокладки, похоже отвалившейся от машины. И, быть может, не придала бы этому большого значения, если бы не соседка, вредная сорока, которую вечно бесило, что Тед играет в хоккей в саду. Та подкатила к ней и донесла, что ее дети, видите ли, весь вечер «зажигали». Наверное, Ханна и это бы пропустила мимо ушей – Тобиас и Тед, естественно, все напрочь отрицали, но Тюре, достаточно взрослый, чтобы знать, что ябедничать нехорошо, был еще слишком мал, чтобы не купиться на шоколадку. Вытянув из него подробности – кто здесь был и зачем, узнав, что у Тесс завелся бойфренд и что они оставались в доме одни, пока братья играли в саду, – Ханна взлетела по лестнице, ослепленная злостью и страхом, что ее предали.

Длинный день длинным днем, но если кроме тебя в семье растет еще трое детей, то главная несправедливость состоит в том, что от тебя всякий раз чего-то ждут. Тесс всегда была умница, на нее можно было положиться, и за нее Ханне уж точно не стоило беспокоиться. Тесс приучила родителей к такому положению вещей и была за это наказана. Ханна ворвалась в ее комнату с самым ужасным из всех родительских упреков:

– От тебя я такого не ожидала!

А ведь могла бы сказать только то, что в будущем постарается снизить планку ожиданий. В глубине души Ханна знала это, но у нее случилось одно из тех помутнений, которое иногда находит почти на всех родителей, – когда начинаешь кричать и не можешь остановиться. Досада на детей – это всегда досада на самих себя, и ни у одной другой реакции нет настолько длинного тормозного пути. Поэтому, отчитывая дочь, Ханна оказалась совершенно не готова к отпору.

– Ты даже не спросила, что произошло! – крикнула дочь. И сразу пожалела: она совсем не то хотела сказать. Не «что произошло», а «что я чувствую».

Уж кто-кто, а Ханна могла бы понять. Все свои представления о настоящей любви дочь вынесла из дома.

– Мне и не нужно ничего спрашивать! Ты осталась присматривать за братьями, а вместо этого притащила домой парня! Да еще из БЬОРНСТАДА! Ты хоть знаешь, что сегодня произошло? В больнице была драка, вас могли… – крикнула мама в ответ, но дочь парировала: