Вернувшись из туалета, Теему взял телефон и прочитал сообщения. Странный он все-таки человек, подумает Петер некоторое время спустя, от плохих новостей ему хоть бы хны. У Теему, вопреки ходившим о нем слухам, был ровный спокойный темперамент. От того, что он прочитал в телефоне, температура тела упала на пару градусов, он стал более сдержанным и молчаливым, и у Петера мурашки побежали по коже. Именно так он научился определять, кого из людей стоит бояться, – полагаясь не на их поведение, а на собственные ощущения.
– Мне пора. Завтра продолжим? – спросил Теему, не отрываясь от телефона.
Петер кивнул, раздумывая, стоит ли что-то добавить. Когда они погасили свет и заперли двери, его взгляд упал на фотографию, висевшую у двери, – на ней была изображена маленькая мрачная девочка, стоявшая на льду в зеленом свитере, настолько крошечная, что, очевидно, не нашлось даже перчаток ее размера.
– Она будет лучше тебя, – сказал Теему у него за спиной, и Петер удивился, сколько нежности было в его голосе.
Теему и сам удивился и почти смутился. Не глядя друг на друга, оба прокашлялись и вышли на улицу. Петер, разумеется, слышал об этой девочке. Ей было лет шесть-семь, и звали ее Алисия, она проводила много времени дома у старого Суне, бывшего тренера основной хоккейной команды Бьорнстада, где изрешетила шайбой все стены. Алисия была из тех детей, кому дома приходится несладко, но все-таки не настолько, чтобы бить тревогу; дома был вечно пустой буфет и тяжелые кулаки, но все же не настолько пустой и не настолько тяжелые, чтобы органы опеки могли забрать ее из семьи. Дом Суне стал для Алисии убежищем и досуговым центром, а пару лет назад под руководством Рамоны Теему принял отличное решение: ночью, пока Алисия спала, люди в черном пришли к ней домой, прошествовали на кухню, поставили на стол баул с хоккейным снаряжением и объяснили взрослым, что теперь девочка под защитой Группировки. С тех пор из дома она приносила гораздо меньше синяков, чем с тренировок в ледовом дворце. Однажды она станет лучшей.
Теему пошел к машине, Петер последовал за ним, думая о том, что еще совсем недавно все были бы в шоке, увидев, как он садится в машину с самым отпетым бандитом Бьорнстада. А теперь? Теперь всем на него наплевать, даже ему самому. Со временем лес стирает иллюзии у каждого, даже у него. Петер знал, что Теему не чурается насилия, но помнил также, как несколько лет назад полиции было недосуг расследовать кражи со взломами в Бьорнстаде, зато, когда прокатился слух, что браконьеры якобы подстрелили волка, та же полиция мгновенно нашла время и силы выслать на место вооруженную до зубов оперативную группу на вертолете. А кражами в итоге занялась Группировка, как именно, Петеру знать совсем не хотелось, но он понимал, почему Теему пользуется таким авторитетом. От полиции его отличал не кредит насилия, а кредит доверия. Спросите Алисию.
Американский ретроавтомобиль так и стоял у входа, когда они прошли мимо. Телефон Теему зажужжал от нового сообщения, но он не стал его проверять – все писали одно и то же.
– Я смотрю, ты пользуешься популярностью, – заметил Петер.
– Им лишь бы потрепаться, – бесстрастно ответил Теему.
– Мои дети тоже все время шлют сообщения. Там и слов-то никаких нет, только всякие рожицы. Звонить больше не принято?
Теему громко заржал:
– Черт, Петер, ты как столетний хрыч!
– Иногда это и правда так.
Они сели в «сааб» и молча тронулись с места, а когда тишина стала неловкой, Теему, естественно, заговорил о хоккее:
– Думаешь, он будет играть в этом году?
– Кто?
– Амат! Говорят, он квасит целыми днями…
– Кто говорит?
Теему пожал плечами:
– Сам знаешь. Люди говорят.
Люди, конечно, говорят, но не с Петером. Время не ждет, мальчики становятся мужчинами, таланты оказываются не у дел, от демонов не убежишь. Даже если ты самый быстрый конькобежец во всем городе. Однажды Суне сказал, что главное достижение Петера на поприще спортивного директора – что он относится ко всем детям в клубе как к родным; в устах Суне это был комплимент, но когда несколько лет спустя то же самое сказала Мира, это прозвучало как обвинение. Весной Петер пытался поговорить с Аматом, посоветовать, как вести себя на драфте в НХЛ, но мальчик успел стать мужчиной, а Петер – стариком.
– Не знаю, – сказал Петер.
Теему вздохнул:
– В прошлом сезоне он был жестким. Реально жестким. Почище Кевина. И покруче… тебя.
– Ты никогда не видел меня на льду, – хмыкнул Петер, пытаясь спрятать смущение.
На что Теему фыркнул, как обиженный пони:
– Да Рамона нам показывала записи всех твоих матчей! Даже в НХЛ!
– Их было раз-два и обчелся, надеюсь, это не заняло много времени, – пробормотал Петер.
– Пять! Думаешь, я их не смотрел? Раз сто! Думаешь, я всего лишь тупой бандит? Да я люблю хоккей так же, как ты, чувак! Только поэтому я ни разу не дал тебе в рыло, пока ты был спортивным директором и нудел, что надо закрыть трибуну со стоячими местами. Я знал, что ты любишь хоккей так же, как я. Я это уважал. Даже когда ты вел себя как шут гороховый!