После бури

– Я… черт… Завтра! Попрошу одного из парней подбросить меня завтра утром, а потом вернусь и отвезу детей на тренировку!

У нее не было сил на ссору.

– Хорошо, хорошо, отложим на завтра. Пойду запущу стирку и вернусь… – сказала Ханна, чувствуя, как дергается глаз.

Но Тесс, старший ребенок в семье и лучшая старшая сестра в мире, подошла и, обняв Ханну, сказала:

– Мам, кончай выдумывать. Иди и прими горячую ванну. Я запущу стирку, а папа приготовит еду.

Тесс уже убрала в доме, пока мама помогала сделать домашнее задание ее братьям. Иногда ни с того ни с сего Ханна начинала плакать, думая о том, какую ответственность они взвалили на плечи семнадцатилетней девочки. Она расплачивается за то, что такая дисциплинированная, – чем больше успеваешь, тем больше тебе приходится делать, такова участь хорошей девочки.

– Спасибо, милая, но я… – начала было Ханна.

– Предложение истекает через пять, четыре, три, два…

Мама засмеялась и поцеловала ее в макушку:

– Ладно, ладно, спасибо! Я приму душ!

Йонни стоял у плиты и жарил шницели – мальчики их обожали. Семилетний Тюре прыгал от счастья, что можно так поздно не спать. Тесс накрыла на стол и села в торце – не потому, что придавала этому значение, а чтобы Тобиас и Тед не убили друг друга, если им подвернется шанс побороться за хорошее место. Тобиасу было пятнадцать, а Теду тринадцать, и он уже сравнялся со старшим братом ростом и силой. Теду лучше давался хоккей, но в семье старались этого не замечать, чтобы не расстраивать Тобиаса. Дело было не в генетике и не в талантах, просто Тобиас относился к хоккею спокойно, его интересовали и другие вещи: девчонки, вечеринки, компьютерные игры. Тед жил одним хоккеем. В те дни, когда у него не было тренировок, он часы напролет лупил шайбой в стены подвала либо тренировался на площадке у въезда в гараж. Тобиаса иногда приходилось выталкивать на тренировки, а Теда невозможно было оттуда вытащить. Как только озеро покрывалось льдом, он каждое утро сгребал с него снег, чтобы успеть до школы поиграть в хоккей с другими мальчишками.

– Пап, дорогу расчистили? Завтра будет тренировка? – спросил он с блеском в глазах.

– Да, теперь все в порядке, – кивнул папа, усталый и довольный.

– Мы что, правда будем тренироваться в этом чертовом Бьорнстаде? – спросил Тобиас.

Тесс тут же ответила:

– Ты тупой? Наш дворец видел? Там крыша полностью обвалилась!

Йонни бросил на дочь благодарный взгляд – она все чаще приходила на помощь и выполняла роль справедливого взрослого.

– Пожалуйста, не называй брата тупым, – прошептал он.

– Прости. Тоббе, ты у нас светлая голова! – поправилась она.

– Это еще что такое? – подозрительно спросил Тобиас.

Папа смеялся до тех пор, пока Тюре вдруг не воскликнул:

– Мы будем тренироваться в Бьорнстаде, потому что наш дворец – полное дерьмо!

Тесс одернула его, а Тюре удивленно настаивал на своем:

– Папа сам так сказал!

Йонни потер кончиками пальцев задергавшийся лоб.

– Я… не это имел в виду, парень. Просто был слегка зол, когда говорил по телефону.

Мягко сказано, подумали дети, а Тед неожиданно повысил голос:

– Наш дворец и правда дерьмо. В Бьорнстаде в сто раз лучше. Ты в курсе, что у них есть хоккей для дошкольников? И гораздо больше времени для тренировок.

Йонни ожесточенно переворачивал шницели на сковородке, так что кипящее масло брызгало ему на руки, но он не чувствовал боли. Все, что нужно Теду, – время для тренировок. С каждым годом его команде приходилось все чаще сражаться за это время с другими командами, фигуристами и сеансами массового катания, которые коммуна норовила втиснуть в расписание каждые выходные. Что же будет теперь?

– Хоть бы кто-нибудь взорвал этот чертов Бьорнстад, – пробормотал Тобиас.

Поскольку он был двумя годами старше Теда, то уже встречал бьорнстадских парней на вечеринках и испробовал их кулаки.

– ТОББЕ!!! – рявкнула Тесс, снова придя на помощь.

– А что? В Бьорнстаде нас ненавидят. А мы ненавидим их. Зачем врать?

– Хватит, Тоббе, никого мы не ненавидим, – покривил душой отец.

– Ты сам так сказал, пап!

– Ну, разве что… только в хоккее… во время игры… – попытался выкрутиться Йонни.

– Так мы и играем в хоккей!

На это Йонни возразить было нечего. Прав чертенок.

– Как думаешь, завтра мы увидим, как тренируется основная команда? – вдруг с надеждой спросил Тед.

– Не знаю, будет ли там основная команда Хеда… – не понял его Йонни.

– Он имеет в виду команду Бьорнстада, – осторожно пояснила Тесс. – Хочет увидеть Амата.

– Амата? Он играет не в том клубе! – выпалил Йонни.

– Он будет играть в НХЛ!!! – воскликнул Тед с упрямством, на которое способен только тринадцатилетний подросток.

Йонни бы следовало промолчать, но он, горячо пожалев о том, что Ханна моется в душе, а не сидит рядом и не пихает его ногой под столом, высказал вслух все, что вертелось на языке:

– Амат? В НХЛ? Да его даже не задрафтовали! А разговоров-то было, всю весну талдычили, что их Амат будет лучшим игроком в мире! И что в итоге? А ничего! Вернулся домой, и теперь у него, видите ли, «травма». Может, его немножко переоценивают, как и весь Бьорнстад?