После бури

Йонни возненавидел себя еще до того, как закончил свою тираду. Ханна говорила, что иногда хоккей будит в нем худшие качества, но это была неправда. Худшие качества в нем будил только «Бьорнстад-Хоккей». Тобиас язвительно засмеялся:

– Да этот Амат, черт побери, худший игрок!

– Он будет играть в НХЛ! Игроки Хеда в подметки ему не годятся! – упрямо проворчал Тед.

– Да ты прямо души в нем не чаешь, – ухмыльнулся Тобиас, и в ту же секунду вспыхнула драка, несмотря на то, что их разделял весь стол. Тесс пыталась разнять их, Тюре подначивал.

Йонни оставил сковороду и кинулся к дерущимся. Ханна слышала весь разговор из душа на верхнем этаже и подумала, что при всем этом Йонни считает чувствительной ее, а не себя. Да уж.

Снизу донесся отцовский вопль:

– ХВАТИТ!!! Я тут еду готовлю, а вы… ТОББЕ!!! Сейчас же прекрати и попроси у брата прощения! Если еще раз подеретесь, Тоббе, про компьютер можешь забыть. А ты, Тед, завтра останешься без тренировки!

Это сработало мгновенно, мальчики успокоились, особенно Тед. Тесс снова закатила глаза. Йонни уже подумывал о том, не отпустить ли хорошую шутку, чтобы развеселить Тюре, единственного человека в семье, который все еще ценил его юмор, но не успел, – телефон Тесс завибрировал, пришло сообщение. Потом еще одно. Вскоре зажужжал телефон у Тобиаса. И наконец, у Теда. Заглянув в телефон через плечо Тесс, Йонни увидел картинку, которую пересылала друг другу вся школа. Знак с названием Бьорнстада на лесной дороге со стороны Хеда обмотали зелеными шарфами, а снизу повесили большой кусок листового железа, на котором из баллончика вывели: «НАШ ДВОРЕЦ – ТОЛЬКО НАШ!!! ВАЛИТЕ ОТСЮДА, ХЕДСКИЕ ШЛЮХИ!!!»

Завтра по этой дороге поедут все детские и молодежные команды Хеда, самые юные игроки – ровесники Тюре, и всех их будет встречать эта надпись. Тесс стерла картинку. Йонни ничего не сказал, но ему очень хотелось позвонить одному из журналистов местной газеты, который нахваливал распрекрасный «Бьорнстад-Хоккей» и его расчудесную «новую систему ценностей», и спросить, это ли он имел в виду. Они продолжили есть в молчании, наконец Тесс многозначительным жестом попросила Тобиаса отложить телефон, тот послушался, но не упустил случая высказаться:

– Ну что, теперь вы мне верите? Разве я был не прав? Они нас ненавидят!

На этот раз никто с ним не спорил.

33

Вернувшиеся

“Людей обмануть легко. Они так любят верить в разные глупости, что, если поднапрячься, их можно заставить поверить в любую ерунду”.

Так говорила Адри Ович своему младшему брату много лет назад, после того как их отец взял ружье и отправился в лес, а дети постарше с их улицы пустили слухи о том, почему он так сделал. Слухи, разумеется, были один хуже другого, начиная с того, что Алан Ович задолжал круглую сумму мафии, и заканчивая тем, что он был военным преступником и скрывался, а его нашли и убили. «Люди не стоят ничего. Не слушай их. Дай в морду, если надо, только не слушай», – вразумляла Адри младшего брата, и тот делал, как она говорила, и весьма преуспел.

Люди действительно ничего не стоят, Адри до сих пор так считает, поэтому предпочитает общество животных. И живет в лесу, а не в городе, чем очень довольна, но только не после бури. Разбирать завалы ей помогали сестры – Габи и Катя, – но пока дело едва сдвинулось с мертвой точки. Они починили забор вокруг питомника и убрали сучья, загромоздившие двор, но сарай, переоборудованный для занятий боевыми искусствами, здорово пострадал, его починка потребует много времени. Иногда электричество по-прежнему отключалось, а все дороги вокруг были непроезжими. Но Адри не жаловалась, она не забывала, что ей, несмотря ни на что, повезло больше, чем многим другим. Охотники, покупавшие у нее собак, – а это без малого все охотники Бьорнстада и Хеда, – знали здесь каждое дерево. Поэтому заранее сказали ей, какие из них надо спилить. Это спасло от гибели дом, ее и собак.

Собаки залаяли. Они, конечно, лаяли постоянно, но на этот раз Адри замерла на полпути и прислушалась. Она все поняла еще до того, как его увидела. Когда проводишь всю жизнь бок о бок с собаками, начинаешь различать нюансы их лая; Адри всегда знала, лают они на зверя или на человека, для того, чтобы обозначить свою территорию, или чтобы защититься, или просто от страха. Чаще лаяли молодые, желавшие заявить о себе, но сейчас залаяли старшие, которые были не на продажу, они жили тут со щенячьего возраста. Это был радостный лай.

«Людей обмануть легко», – подумала Адри, сорвавшись с места. Вдалеке на гравийной дороге она увидела фигуру на велосипеде, и еще до того, как проступил силуэт, узнала Беньи по тому, как заходились счастливым, упоенным лаем собаки, как нетерпеливо скребли лапами забор. Чего только не было сказано за эти два года о ее младшем брате – людей обмануть легко: мол, все разочарованы в Беньи, потому что он не смог себя отстоять, предал хоккей и уехал, потому что был слабаком. А теперь он якобы наркоман и пьяница и грош ему цена. Но собак не обманешь.

Они чувствуют все лучшее, что в тебе есть.

* * *