После бури

Мая не задумывалась о том, как будет добираться с конечной станции домой в Бьорнстад. Пару секунд она стояла на перроне с растерянным видом, жалея, что не попросила Ану ее подбросить, но вдруг кто-то окликнул ее:

– Какие люди! Тебя подбросить, Мая?

Это был их сосед, высунувшийся из окна машины, и Мая сразу вспомнила, что здесь всегда найдется тот, кто подбросит. Неважно, где ты, все как-нибудь да решится, кто-то непременно поможет. Мая не ожидала, что ей будет этого не хватать.

Всю дорогу она вежливо беседовала с соседом, но чем ближе к Бьорнстаду они подъезжали, тем длиннее были паузы в их разговоре. Когда они ехали через Хед, у нее перехватило дыхание.

– С ума сойти. Как после войны… – кивнул сосед.

Мая не раз просыпалась наутро после бури, но такого еще не видела. Можно ли будет это восстановить и во сколько это обойдется?

* * *

Беньи выехал на маленькую лесную тропинку; с тех пор как сестры видели его в последний раз, он стал на два года старше и здорово похудел. Кожа покрылась загаром, а длинные волосы поблекли на солнце, но ухмылка не изменилась. Адри выронила все, что было в руках, побежала и, стащив брата с велосипеда, стала целовать в макушку и приговаривать, что он маленький безмозглый придурок и что она его обожает.

– Как ты сюда добрался? Почему не позвонил? Где взял велосипед? – Она хотела знать все сразу.

Беньи пожал плечами, так что было непонятно, на какой вопрос он ответил таким образом. Собаки, толкаясь, выбежали из загона и бросились ему в объятья, за ними поспешили Габи и Катя. Когда мама, услышав шум, спустилась и вышла из дома, она чуть не упала, но в следующую секунду устроила сыну взбучку на родном языке, поскольку в шведском не хватало прилагательных, чтобы передать все проклятья и гнев, которые он заслужил, пока два года шлялся где попало, как последний бродяга, и так редко давал о себе знать своей мамочке. Затем она обняла его так, что захрустел позвоночник, и прошептала, что все это время умирала, не слыша стук его сердца, не дышала, чтобы задержать в легких его дыхание. Беньи улыбнулся, будто его не было каких-нибудь два часа, и прошептал, что обожает ее, а после этого сестры задали ему трепку, за то что он так исхудал, ведь умри он от голода, им пришлось бы вечно слушать мамины причитания, и они бы не вынесли, так почему же он думает только о себе, чертов засранец?! Сестры поплакали, уткнувшись в его волосы, а потом все принялись за еду.

* * *

Сосед высадил Маю возле дома, и она так горячо благодарила его, что тот ответил: «Было бы за что, кончай со своими столичными штучками». Хорошо хоть, не предложила заплатить за бензин, иначе бы схлопотала по шее, улыбаясь, думала Мая. Прежде чем войти в дом своего детства, она убрала с грядки ветки и другой мусор. Дверь, как обычно, была не заперта. Раньше ей казалось это совершенно естественным, а теперь – эксцентричным и возможным только в Бьорнстаде.

В доме ничего не изменилось. Та же мебель, те же обои, та же привычная жизнь. Словно родители думали, что могут обмануть время, отказываясь его признавать. Остановившись на лестнице, Мая поглубже вдохнула родной запах, потрогала висевшие на стене фотографии, на которых она была изображена вместе с братьями. Старший – Исак. Родители, которые потеряли ребенка, больше не доверяют этому миру. Однажды Мая слышала, как папа говорил кому-то по телефону – кому именно, Мая не поняла, – что иногда ему кажется, будто на его долю выпало так много хорошего, что Бог, или кто там этим распоряжается, решил уравновесить чаши весов и забрал у них Исака. Петеру Андерсону досталась любящая жена, трое прекрасных детей, карьера игрока в НХЛ, а потом и должность спортивного директора в клубе, где он вырос, нельзя же все отдавать в одни руки, вот как он объяснял случившееся. Мая тогда подумала, что к такому выводу мог прийти только конченый эгоист, зацикленный на себе. Как будто дети бывают счастливыми или несчастными лишь потому, что их родители оказались на положительном или отрицательном полюсе космических закономерностей. Кто знает, возможно, тому, у кого есть дети, виднее, думала Мая, возможно, став родителем, ты навсегда утрачиваешь здравый смысл.