Однажды я поехал в Карлсруэ, чтобы разыскать людей, с которыми познакомился во время голодовки, организованной адвокатами перед зданием Федерального суда в феврале. Я не мог вспомнить ни их полных имен, ни их фактических адресов, только район, в котором они жили. Я несколько часов ходил по городу, пытаясь найти их квартиры и надеясь, что, возможно, встречусь с ними. В какой-то момент я встретил кого-то, кто сказал мне, что они переехали. Спустя долгое время после моего второго ареста они вступили в RAF.
Мы также ходили в группу, которая в то время организовывала солидарность с ИРА. В шестидесятые годы в Ирландии и в Стране Басков вновь вспыхнула борьба с использованием партизанских методов. В беседе с товарищами мы говорили о политических противоречиях внутри ИРА и хотели узнать, заинтересованы ли они в сотрудничестве с нами. Они не были против вооруженной борьбы, но и не выступали за RAF.
Мы обращались к интеллектуалам и писателям, к сыну Генриха Болла и его жене-индианке или к Карин Штрук. Мы не знали их лично, но из их заявлений мы поняли, что они нам симпатизируют. Мы хотели узнать их поближе и понять, будут ли они с нами работать. Они отнеслись к нам дружелюбно, но отказались от какого-либо сотрудничества.
Когда Хельмут и Ильза приехали во Франкфурт, мы не очень хорошо ладили с ними. Они считали, что мы с Кеем плохо работаем, что мы не добились никаких результатов и что у нас нет правильного отношения к людям. Мы с Кей считали, что они работают ничуть не лучше, чем мы. Мы отдалились друг от друга и стали соперничать. Мы чувствовали себя в невыгодном положении, потому что нас было только двое, и нам приходилось работать в городе, который был нам практически неизвестен, в то время как в гамбургской группе было четыре человека, двое из которых хорошо знали город.
По различным каналам мы проводили беседы с Андреасом Баадером и другими заключенными. Нам не хватало технических знаний, и мы спрашивали их совета, например, о подделке паспортов и угоне автомобилей. Мы спрашивали совета у заключенных о наших планах по их освобождению, но то, что они предлагали, выходило за рамки наших возможностей и способностей.
Мы снова и снова обсуждали, как мы можем освободить тех, кто находится в тюрьме. Возможно, мы могли бы похитить кого-то важного? Но кого? Бизнесмена или политика? Немца или американца? Мы никогда не шли дальше этих вопросов.