После России

В воскресенье 11 ноября 1945 года в лагере беженцев из России — у поселения Менхегоф близ города Касселя в Западной Германии — вышел первый номер еженедельника «Посев». Тираж — двести экземпляров. Из-за нехватки бумаги два номера пришлось печатать на обратной стороне бланков одной немецкой фирмы. Сегодня тираж журнала — несколько десятков тысяч. О его существовании советские читатели хорошо наслышаны: не было такого издания в СССР, которое хоть разок бы не обругало «ставленников НТС».

— Что означает название журнала «Посев»?

— Сеем разумное, доброе, вечное.

— А многие в СССР полагают, что вы сеете злое: антикоммунизм, национальную рознь…

— Да, мы привыкли к пропагандистским клише о нашей работе, о «посеве без всходов». Но мы считаем, что всходы есть. Может, поэтому советская пресса нас не жалует до сих пор и всячески порочит наши идеи и принципы.

— А каковы они?

— В двух словах об этом не скажешь. Но если говорить обобщенно, это принципы солидаризма, исповедуемые Народно-трудовым союзом российских солидаристов. Ведь наш журнал — орган НТС, журнал общественно-политической мысли. Наши теоретики подчеркивали, что солидаризм — это не идеология, он отрицает классовую борьбу. Солидаристы считают, что сотрудничество, взаимодействие людей выше по природе, по своей первооснове, нежели классовая борьба, идеи классового, антагонистического разделения общества, то есть первоосновы марксистского учения.

— Скажите, была ли неожиданной для вас нынешняя ситуация в России: Горбачев, перестройка, гласность?

— Мы всегда считали, что тоталитарная система не может существовать долго, она идет к пропасти, прежде всего в области экономической. Эти прогнозы я высказывал. Например, в 1984 году в статье «Четыре причины ухудшения экономики СССР». И они сбылись.

— Что ж. ваша работа, по-видимому. была не напрасна.

— Да. мы считаем, работали не напрасно, хотя наши идеи, наши статьи, наши теоретические разработки — все они замалчиваются в СССР.

Мы считаем себя оппозицией в стопроцентном смысле этого слова, оппозицией, которая ею стала не сегодня и не вдруг, а существовала многие десятилетия.

— Насколько мне известно, вы первыми начали писать о Сахарове?

— Во всяком случае, одними из первых. Было это году в шестьдесят седьмом. И потом не раз обращались к его публицистическим трудам. Недаром в 1973 году Андрей Дмитриевич в интервью шведскому журналисту заявил (и это был мужественный поступок), что он благодарен «Посеву» за его деятельность.

В журнале работали разные люди из разных волн эмиграции, но линия журнала не менялась: мы всегда говорили правду. И всегда в этом опережали советскую прессу. К примеру, в советской официальной прессе правдивая информация о коллективизации появилась только в конце восьмидесятых, а у нас — еще в годы сталинщины.

А вот что писал в нашем журнале в марте 1956 года В. Арсеньев: «Нынешний идеологический застой КПСС больше напоминает мертвящий холод сталинщины, чем период бурных и страстных исканий, которые имели место при Ленине. Подлинный смысл возведения на пьедестал Ленина и его периода заключается в другом. Власти нужно, как это уже делалось ею неоднократно, ввести народ в заблуждение, чтобы выиграть время. Выиграть же время власти нужно для того, чтобы разрешить очень сложную задачу — или идти по пути подлинной демократизации (на что власть не способна), или вернуться к единоличной диктатуре (что при настоящих настроениях в народе и даже в партии очень затруднительно), или сохранить нынешнее положение (невыгодное своей неопределенностью и неустойчивостью)».

Извините за длинное цитирование, но кажется, что последние фразы еще более актуальны сегодня, чем 35 лет назад…

— Печататься в «Посеве» всегда было опасно для советского человека, наверное, и вашим сотрудникам грезилась опасность?