После России

— До недавних пор мы распространяли журнал среди тех, кто попадал на Запад: моряков, туристов, артистов… Сегодня стало возможным просто ввозить журнал в СССР, посылать его по почте. Но это финансовые расходы. А мы ведь небогаты. Это в рассказах КГБ у нас огромные деньги, нас содержат спецслужбы всех стран… У нас такие же финансовые условия, как в старые добрые времена у коммунистов, — партмаксимум. На него и существуем. Да вы и сами видите, как живут сотрудники «Посева». Небогато по здешним меркам. Мой пример еще нетипичен, потому что жена-француженка получила наследство. На него и купили сначала квартиру, а потом и этот дом.

— Хотелось бы узнать о вашей личной судьбе. Как вы попали на Запад?

— Это не так интересно. Уезжал из Одессы в 1971 году. За участие в демократическом движении грозила тюрьма. Меня открыто предупредили, что копится материал. Стоило подать заявление на отъезд — все оформили мигом. Тогда еще пути через Америку не было, все ехали через Израиль. Поехал и я, хотя я не сионист. Больше года проработал конструктором, потом, так вышло, разошелся с женой и уехал в Германию по договору. С тех пор здесь. Безвыездно.

— А в «Посеве»?

— С семьдесят третьего года. Писал. Был ответственным секретарем. Штат у нас небольшой, всего несколько человек, объединенных любовью к родине России.

Август 1990 г.

ПАДЕНИЕ с «ЗИЯЮЩИХ ВЫСОТ»

У Александра Зиновьева в Мюнхене

С писателем Александром Александровичем Зиновьевым я беседовал в Мюнхене, где он живет, летом 1990 года. Признаюсь, не раз выслушивал от своих друзей и читателей претензии-просьбы: почему не встречаюсь с Зиновьевым — необыкновенным писателем, интересным человеком. Честно говоря, я немного побаивался встречи с ним. Побаивался его парадоксального, взрывчатого, неожиданного, но, как потом выяснилось, абсолютно логического ума. Оппонировать Зиновьеву я не собирался, зная, что переубеждать его в чем-то бесполезно. Поэтому, сидя в его уютном небольшом доме на окраине огромного мегаполиса за чашкой вкусного чая в присутствии его замечательной жены и друга Ольги Зиновьевой, а также писателя Эдуарда Кузнецова, я записал почти четырехчасовой монолог писателя. Лишь изредка пытался вставить какие-то вопросы, чтобы хоть как-то направить беседу в нужное мне русло.

Когда позже (через полгода), после Указа Президента СССР о возвращении Зиновьеву гражданства, я прочитал в итальянской газете «Стампа» его интервью, то понял: писатель по-прежнему верен себе. Вот как приблизительно звучит один из пассажей этого интервью: «Обнародование решения Михаила Горбачева о возвращении гражданства диссидентам-изгнанникам меня не касается. Я остаюсь жить в Западной Германии, где живу с 1978 года, когда был вынужден покинуть СССР… Что разбито, то разбито».

Добавить здесь нечего. Но писатель А. Зиновьев, без творчества которого невозможно представить литературу русского зарубежья, возвращается на свою родину, поэтому нам интересны его мысли, его парадоксы, даже его политический эпатаж…

— Александр Александрович, я почти ничего не знаю о вашей семье, о родителях?