После России

— Если я принимаю писателя, то принимаю безоговорочно. Никаких претензий у меня к нему нет и быть не может. Скажем, если я принимаю Маяковского, он для меня царь и бог. Я считаю Маяковского одним из величайших поэтов за всю историю литературы. Или, скажем, для меня вне критики Михаил Лермонтов.

— Кто еще?

— Венедикт Ерофеев, его повесть «Москва — Петушки» вне критики. Как жаль, что он так рано умер. Высоцкий вне критики, стихи Окуджавы, Галича… Но я это говорю как читатель, а не как писатель. Как писатель, я о себе говорю, что я так писать не буду… Не потому, что не могу.

— А как вы можете?

— Я могу лучше. И я знаю, что у меня нет конкурентов в том, что я могу. А конкурировать с такими людьми бессмысленно…

— Александр Александрович, а что заставило вас уехать на Запад?

— Нас просто выслали, меня и жену с дочерью. Предложили убираться, в противном случае грозились арестовать. Причины — опубликование на Западе книг «Зияющие высоты» и «Светлое будущее». Уволили с работы. отобрали степени, звания. Два года я, доктор наук, имеющий мировую известность как логик, профессор, жил без работы.

— А что вам инкриминировалось?

— Антисоветская деятельность. Потом, когда лишали гражданства, сформулировали так: «За деятельность, несовместимую со званием гражданина Советского Союза…»

— Скажите, что же все-таки привело вас к разочарованию в системе?

— Ни к какому разочарованию меня ничто не приводило, я просто в своих книгах анализировал советский образ жизни. И результаты излагал в литературной форме. В «Зияющих высотах» показаны все аспекты жизни советского общества.

— И вы не считаете себя антисоветчиком?

— Ни в коем случае. Конечно, я не могу сказать, что я апологет советского общества. Нет. я не апологет, но я и не антисоветчик. Я не апологет коммунизма, но я и не антикоммунист. Просто я открыл в себе кое-какие способности понимать советское общество, анализировать его. И результат моего анализа не понравился власть имущим, моему окружению. Как это ни покажется странным, у меня не было особого конфликта с властями, у меня прежде всего возник конфликт с друзьями, коллегами, ведь главным объектом моей сатиры были прежде всего они. И рекомендации властям они давали, и рецензии на мои работы они писали. Ситуация, в некотором роде сходная с той, в которой оказался Гоголь, написав «Мертвые души», или Щедрин, написав «Историю города Глупова». Меня подвергли остракизму. Вы думаете, Брежнев читал «Зияющие высоты»? Да нет, конечно. Ему заключения писали другие'. Кто? Да мои бывшие друзья, с которыми я был знаком десятки лет. Я это точно знаю, мне потом рассказали, кто писал заключения на социологические аспекты, кто на литературные, а кто на философские.

— Если я вас правильно понял, вы не против ни Сталина, ни Ленина, ни Брежнева?

— Я не против и не за. Я принимаю все как реальность. И вижу свою задачу в одном: изучить эту реальность и описать ее. Как исследователь, хочу понять эту реальность как можно лучше и построить теорию, которая дает мне возможность делать прогнозы. Как писатель, я хочу реализовать свои литературные способности. Большего и не надо.

— Но вы принимаете эту систему или не принимаете?

— Такой постановки проблемы у меня нет. Она для меня, повторяю, реальность. С таким же успехом вы можете у меня спросить: «Принимаю я солнце или нет?» Я никогда не. ставил перед собой задачу свержения коммунизма или реформы его. Если бы я был сейчас в Советском Союзе, я не-принимал бы участия ни в каких оппозициях, ни в каких движениях. Это не мое дело. Скажем, если бы я был певец, я бы пел. У меня есть способность делать то дело, которое я делаю. И большего я не хочу. А кто и как это использует — не мое дело. Иногда мне говорят: «А не думаете ли вы, что ваши книги используют во зло?» Но кто судья и что считать злом, а что не злом, что может причинить зло, а что не может? Кроме своей собственной совести — других судей нет. В принципе я, русский человек, не хочу зла своей стране, моей родине. И я не собираюсь отрекаться ни от русской истории, ни от всего, что было. Вот Лермонтов, мой любимый с детства писатель, в предисловии к «Герою нашего времени» писал, что нужны горькие лекарства. А сейчас вся Россия заполнена разоблачительными сообщениями. Я же начал писать много лет назад, и, кроме того, то, что я делал, этого не делал никто и до сих пор еще не делает. Было принято считать, что все, кто выехал на Запад, это антисоветчики и непременно должны играть роль антисоветчиков. Я был единственным, кто по приезде сказал: «Я — советский человек». И потом все время это подчеркивал. И я не собираюсь отрекаться от «советскости».

Гора, которая родила мышь