Последнее дело Атаммауса

Сгустились сумерки; тени удлинились. Чёрный фантом таился в густых зарослях. Многогласый шёпот поверял Атаммаусу свои истории, странные истории о местах и временах, неведомых отставному палачу, истории на чуждых старику языках, которые он, как ни странно, мог понимать.

Это были услаждающие слух истории о победах и триумфах. Истории о любви и приключениях, о воздвижении великих династий, их свершениях и завоеваниях. Истории о великих чародеях и колдунах далёких земель; о волшебстве, свершённом ими; о великих королях и их свите, придворных дамах и способных рассмешить кого угодно шутах; о грёзах, что были реальнее этого мира, и о тех, кто рискнул проникнуть в Мир этих грёз, чтобы остаться там навеки.

Один из голосов, возвысившись над какофоническим шёпотом прочих, поведал иную историю, историю о зловещих предзнаменованиях, боли, агонии, смерти и воскрешении в царстве живых мертвецов, историю о Чёрных Церемониях и кощунственном боге-жабе Зотаккуа.

История окончилась, и голос затих.

Атаммаус остановился; мысли блуждали, а многогласый шёпот заставлял с трудом переставлять ноги.

Сумерки стремительно сменялись ночью. Ему не достичь Коммориома до прихода темноты. Лучше дождаться утра.

Он разжёг костёр, расстелил покрывало, сел на него и огляделся.

Из темноты раздавались странные звуки, за пределами света костра сновали чёрные силуэты. И где-то рядом был Коммориом.

Ночь и усталость затуманили его глаза и мысли…

* * *

Отставной палач взирал поверх овеваемого ветрами пустыря на покрытый пятнами и увитый стелющейся лозой мрамор осыпающихся городских ворот.

Коммориом. Приютившие сонмы призраков руины, купающиеся в лунном свете.

Когда-то за массивным порталом лежал величественный город, легендарная старая столица Гипербореи. Ныне же лишь рассыпанные повсюду никчёмные камни, теряющиеся среди трав и корней деревьев, да столбы, разрушаемые овившей их лозой, напоминали о былом могуществе.

Земля под ногами старика была сплошь изрубцована, полнилась гнилью и порчей, словно испытала на себе неведомое ужасающее поветрие. В бесчисленных безымянных могилах, раскиданных по пустырю, нашли свой последний приют коммориомские преступники, обезглавленные Атаммаусом по приказу короля Локуаметроса.

Стопы отставного палача ощущали еле заметную дрожь земли. Зазмеилась тонкая трещина; поднялась пыль, небольшое вихрящееся облачко, практически невидимое в ночных тенях.

Атаммаус вновь бросил взгляд на развалины портала — и увидел застывшего там чуждого чёрного фантома. Властный жест чёрной руки велел отставному палачу двигаться за ним. Он подчинился, и, бесстрастно попирая бессчётные, безвестные и безымянные могилы, пересёк пустырь. Земля зашевелилась. Возникли новые трещины; новые клубы пыли взметнулись в ночь. Но Атаммауса это не беспокоило.

Пустырь раскололся, разошёлся, словно шов. Грунт посыпался во всё расширяющиеся трещины. Гнилые пальцы цеплялись за края разломов, силились вытолкнуть из могил своих обезглавленных хозяев, чтобы те смогли последовать в город за своим палачом.

Атаммаус брёл сквозь руинное запустение увитых стелющейся лозой аллей, улиц и переулков; позади, неслышное и незримое, шествовало полчище обезглавленных мертвецов. Они направлялись к главной площади, восемь люструмов назад бывшей местом свершения королевского правосудия.

К площади Палача.

Туда, где на каменных плитах покоилась старая плаха из эйгонового дерева, потрёпанная дождями и ветром и залитая кровью бесчисленных жертв.

Туда, где поджидал кошмар, имя которому было Кнегатин Зум. Однако, уже не тот Зум, каким его запомнил Атаммаус перед приснопамятным бегством из города.

Они вышли к площади и остановились.

Обезглавленные мертвецы столпились за спиной отставного палача.

Луна безучастно взирала вниз.

Покрытая омерзительными пятнами, влажная, колышущаяся подобно волнам озарённого лунным светом океана плоть источала ослепительно-жёлтое сверхъестественное сияние. Кнегатин Зум вновь изменился. И на сей раз в нём не осталось ничего от некогда человекоподобной формы.

Чёрно-жёлтая протоплазматическая масса, необъятная и безмерно распухшая, заполняла собой пространство площади; не соприкасалась она лишь с плахой из эйгонового дерева да с узкой линией ведущей к ней плит, в начале которой стоял Атаммаус.

Пульсируя и шкварча, масса эта цеплялась за стены зданий, проскальзывала в испещрявшие их трещины. Вдоль её волнистого края дёргались в неистовой пляске чёрные волоски и усики; то и дело возникавшие из её омерзительных глубин длинные толстые щупальца извивались и сокращались, словно выискивая что-то, а затем вновь растворялись в беспокойной бесформенной груде плоти. Тысячи жёлтых, лишённых зрачков глаз, скользивших в толще протоплазмы, один за другим вперялись в явившегося незваным отставного палача и столпившихся за его спиной обезглавленных мертвецов.

У Атаммауса перехватило дыхание. Нависавший над площадью запах был невыносимо ужасен; ужаснее миазмов, исторгаемых гниющей плотью его многочисленных бесшумных спутников.