Чтобы никто не задавал вопросов о том, кто мать этого ребенка, Каллиса постепенно, понемногу трансформировала свою внешность. Она умела это делать, ведь она же была, в конце концов, профессором науки уродства! Вскоре они с Агатой стали похожи как две капли воды. Старейшины какое-то время задавали Каллисе вопросы, спрашивали об отце ребенка, но она не отвечала, и со временем Старейшины от нее отстали. После этого жители городка просто стали сторониться дочери Каллисы, как всегда сторонились ее самой.
В окна старого дома светили яркие лучи утреннего солнца. Черноволосая, бледнолицая, тощая Каллиса читала сказку своей черноволосой, бледнолицей, тощей дочери.
– Из года в год в Гавальдоне появлялись новые сборники сказок, в которых Добро непременно одерживало победу над Злом, и Каллиса все чаще задавалась вопросом: а не ошиблась ли она? Быть может, Директор школы вовсе и не был злым? Она даже спрашивала себя: а не напрасно ли она отказалась надеть его кольцо? Время шло, и Каллиса захотела, чтобы ее дочь забрали в школу Добра и Зла, чтобы Агата смогла наполнить свою дальнейшую жизнь волшебством, приключениями и любовью, вместо того чтобы тянуть нудное, одинокое существование в Гавальдоне.
Сцена сменилась. Появился Стефан, он сидел за столом в своем доме вместе с Ванессой и совсем еще маленькой Софи. Однако смотрел Стефан на свою трехлетнюю дочь без улыбки, без нежности, но с осторожностью и даже с опаской.
– Чем больше подрастала маленькая Софи, тем сложнее становилось отношение Стефана к дочери, причем это происходило независимо от него самого, на каком-то подсознательном уровне. Стефан очень старался полюбить ее – водил в кондитерскую, чтобы побаловать пирожными, читал ей книжки на ночь, улыбался, когда прохожие говорили ему, что Софи – его абсолютная копия… Но инстинктивно Стефан чувствовал живущую в его дочери душу Ванессы, ее тяжелый характер.
Вновь показался Стефан. Он шел на работу, на мельницу, и остановился, заметив пятилетнюю Агату. Она бегала по Кладбищенскому холму, рвала цветы и плела венок – и все это, как всегда, одна. Увидев Стефана, она улыбнулась ему, показав отсутствие нескольких молочных зубов. Стефан улыбнулся в ответ.
– С тех пор Стефан всегда обращал внимание на одинокую девочку, живущую и играющую среди могил. Его все сильнее тянуло к Агате, хотя все его товарищи с мельницы отмечали, насколько похожа эта беспризорница на Ванессу, – сказал голос профессора Садера. – Из двух девочек – очаровательной и уродливой – Ванесса выбрала ту, которую, как она думала, Стефан полюбит сильнее. Ту, которая крепче привяжет его к своей матери. Но Стефану на сердце запала не она, а ее сестра-замарашка.
Исчез Стефан, исчез Кладбищенский холм, и девушки перенеслись в ванную комнату Ванессы, набитую сотнями тюбиков с кремом и флакончиками со всевозможными каплями и эликсирами. Ванесса мазала губы специальной пастой, чтобы сделать их полнее, капала в глаза травяной настой, чтобы придать им изумрудный цвет, осветляла волосы, чтобы они стали пышными и золотистыми. Рядом с Ванессой в ванной возилась семилетняя Софи и, подражая матери, с серьезным видом втирала себе в щеки какой-то безобидный крем.
– Ванесса не могла понять, почему Стефан остается так холоден к ней, причем даже после рождения Софи. «Разве Софи недостаточно хорошенькая? – размышляла Ванесса. – Разве я сама не хорошенькая, черт побери?» И Ванесса в отчаянии пыталась сделать себя еще красивее, еще привлекательнее. И свою дочку тоже. Но что бы ни делала Ванесса, как бы она ни старалась, ничто не помогало. Стефан с ними обеими держался одинаково отстраненно и холодно.
Сцена быстро сменилась, теперь Ванесса стояла с юной десятилетней Софи возле кухонного окна. Они – две яркие, эффектные блондинки – наблюдали за тем, как Стефан играет с двумя мальчишками на траве возле дома Оноры. Ванесса больше не выглядела сердитой – скорее сломленной.
– Пришло время, и Ванесса умерла в одиночестве – Стефан оставил ее ради той, которую она считала когда-то уродливой ведьмой. Ванессе выпало дожить до той поры, когда у Оноры родились два мальчика. Ванесса знала, что это дети Стефана, хотя сама Онора это и отрицала. Что толку отрицать, когда достаточно было взглянуть, как Стефан играет и возится с ними, чтобы все стало понятно? Или вспомнить, как он стоял с ними на похоронах мужа Оноры, который погиб на мельнице в результате несчастного случая. Или понаблюдать за тем, с каким безразличием он относится к своей родной дочери, Софи.
Показался Стефан, играющий с сыновьями Оноры. Затем он поднял голову, увидел спускающуюся по склону Кладбищенского холма тощую угловатую Агату и радостно, даже горделиво улыбнулся.
– Стефан никогда не забывал про живущую на кладбище девочку и непременно искал ее глазами каждый раз, когда проходил мимо Кладбищенского холма. Сердцем Стефан чувствовал, что эта девочка ему не чужая.
Картинка расплылась и исчезла, словно смытая дождем, и Софи с Агатой остались в бесконечной тьме, где было слышно лишь их прерывистое дыхание.