Последнее лето

– Про Сал… Ох, господи, про Тамарочку? Ну конечно, мне сестра рассказывала. Ужас, да? Слушай, она правда с ума сошла, как ты думаешь? Только не пойму отчего. И зачем, главное дело, ей понадобилось идти в полицейское управление? Вообще загадка. Сашка мне рассказывала – у самой глаза на лоб, ничего понять не могла. Бегала к Анне Васильевне, к матери Тамарочкиной, а та только рыдает и ничего вообще не говорит. Ее даже в больницу не пускают. Говорят, очень тяжелое состояние у Тамары. Бедненькая Томка, сидит там за решетками, среди психов ненормальных…

Шурка умолк, огорченно качая головой, и только сейчас заметил, до чего же внимательно слушает его Мопся.

– И ты в это веришь? – спросила вдруг она.

– Ты сбрендила? – вытаращился на нее Шурка, не поверивший своим ушам. – А как не верить? Почему не верить? Сестра моя говорила, что Анна Васильевна аж сознание иногда теряет от горя. Что ж ей врать?

– Надо тебе к ним сходить, к Салтыковым, – вдруг резко сказала Марина.

У Шурки аж ноги подкосились:

– Мне? С какой радости?

Ой, нет, он не любил ходить на похороны или к больным, на всякие поминки его было просто не затащить. Все, что хотя бы отдаленно пахло чужим горем, вызывало у младшего Русанова чуть ли не рвоту. Наверное, это было что-то нервное, наверное, он ужасный слабак… Правильно говорит тетя Оля, что в тяжелые минуты на него не будет никакой надежды… «Господи! Избавь меня и всех моих близких от тяжелых минут, чтобы им не пришлось возлагать на меня надежды, которые я не смогу оправдать!»

– Сходить, – настойчиво сказала Мопся, – и выяснить все до мельчайших подробностей. У нас, конечно, есть кое-какие сведения о случившемся, но проверить не мешает. И не пялься на меня, как ненормальный! Сходишь, ничего с тобой не сделается. Твоя главная задача уточнить два вопроса. Первое: ранена ли Тамара, или в самом деле у нее просто горячка. Второе: улучишь минутку и проверишь, в тайнике револьвер или его там нет.

– Что?! – снова не поверил услышанному Шурка.

– Не ори! И еще раз говорю: прекрати таращиться на меня, как ненормальный. На афишу смотри! – грозно приказала Марина.

Ну да, конспирация…

«Плоды просвещения» Толстого, «Гедда Габлер» Ибсена, «Гроза» Островского, «Вишневый сад» Чехова, «Ревность» Арцибашева…

– Какой еще револьвер?!

– Самый обыкновенный.

– Откуда у Тамары мог взяться револьвер?

– Тебе это знать не обязательно.

– А где я должен его искать?

– У нее в комнате под кроватью. Около стены одна половица неплотно к полу прилегает, надо ее чем-то подковырнуть и проверить. Понял?

– По… Ничего не понял. Мопся, расскажи толком, объясни!

– А я говорю, тебе лишнего знать не обязательно. Дело, какое велю, сделаешь, доложишь, ну и все, спи себе спокойно!

– Спи спокойно… Доложишь… Тоже мне, генерал лупоглазый выискался! Если ничего не скажешь, даже и не жди, что я куда-то пойду. Ясно? Под кроватью лазить, главное, я должен… Говори, или все, я домой пошел.

– Не гоношись, Русанов, – холодно проговорила Мопся, и темно-карие, всегда блестящие глаза ее вдруг показались Шурке тусклыми и безжизненными, как у змеи. – Может быть, ты хочешь, чтобы тебя к Салтыковым сопровождали боевики товарища Виктора?

– Товарища Вик…

Шурка поперхнулся. Господи, какой он идиот! Почти месяц прошел после той пугающей встречи на Малой Печерской, он и решил, что вырвался на свободу, что если он не сделает попыток с этой публикой снова встретиться, значит, и она оставит его в покое. И ничего дурного не почувствовал даже в звонке Мопси. А ведь все это значит, что он у «товарищей» на крючке, будто глупый карась! И в любую минуту здесь может появиться страшный синеглазый Виктор со своими дуболомами, нажравшимися синюшной колбасы, и…

Что – «и»?

Ну, что-нибудь ужасное. Это они довели Тамарку до сумасшествия, теперь понятно.

– Ладно, – мрачно пробормотала Марина, – так и быть. Хочешь все знать? Слушай. Салтыковой выпал жребий устранить Смольникова. Помнишь, в прошлый раз был такой разговор? Ну вот, руководящая группа решила довести это дело до конца. Тамаре выдали револьвер и приказали… Понимаешь, что приказали сделать? Войти она в полицейское управление вошла, а оттуда ее вынесли на носилках. И в карете «Скорой помощи» отправили на Тихоновскую, в психиатрическую.

– Матушка Пресвятая Богородица… – прошептал Шурка, слишком ошарашенный, чтобы испугаться или испытать какие-то иные чувства, кроме огромного изумления. – Погоди, Мопся, я что-то не пойму… Если ее в психиатрическую отправили, почему она должна быть ранена?