Последняя черта

Лёха наблюдал за постановочными боями на копьях, двуручниках, топорах… Слышал весёлый ржач, выкрики: «За Альянс!» и тоже хотел смеяться, уж крайне комично это выглядело. Но кузнец, только замечая, что юнец юлит, взашей загонял обратно.

И так всё было просто на том поле за городом, что по возвращении он ощущал себя рыбой, выброшенной обратно в воду. Только рыба уже отрастила какие-никакие, но лапки, почти спрятала жабры и откровенно не понимала, какого хрена от неё требуется и почему обстоятельства требуют регресса, а не такой близкой эволюции.

— Тебе понравилось? — спрашивал рослый мужчина, лично приехавший забрать сына от места высадки.

— Очень! Жаль, такое только раз в год. Пап, я хочу обучиться фланкировке!

— А учёбе мешать не будет? Уверен?

Лёха с горящими глазами помотал головой. Мужчина вздохнул.

— Бери рюкзак. Я найду тебе учителя.

Семён Рогозин может и думал, что это совершенно бесполезно, но в тот день слишком устал на работе. Опять подали жалобу на бесконечно задолбавших Кузнецовых, и ему опять пришлось заполнять бумажную волокиту. Опека скинула на прокуратуру — слишком много звонков. Все соседи поголовно утверждали, что в доме у них тихо не бывает никогда, а дочь шатается неприкаянной душой, но запланированная, как положено за три дня, проверка не смогла прикопаться ни к чему. После второй Рогозин забил и просто ставил подтверждающие подписи. Проверили. Всё в порядке. Штраф за ложный вызов. На ту квартиру даже не выезжали.

Так что ему было проще согласиться на глупую прихоть, чем препираться. Лёха характером упёртого барана пошёл в него с самого детства, и переспорить его было сложнее, чем иных адвокатов. Рогозина-старшего даже некая, но скупая гордость брала.

Школа никогда не была каторгой. Лёха, тогда ещё, на самом деле, Лёша, тянулся к знаниям, впитывал в себя многое и особенное рвение всегда имел к истории. После той поездки оно лишь усилилось. К постоянным репетиторам по иностранным языкам, обществознанию, праву добавились тренировки и история. Остаток лета он провёл в учёбе, иногда вспоминал про Егора, жалел, что не взял у него номер телефона, даже не подозревая, что телефона у того не было.

Тема сочинения «Моё лето» для последнего всегда была больной. Не станет же он рассказывать в нём, как помогал матери, таская ящики с оружием или ещё чем-то не особо законным? Поэтому выдумывал каких-то бабушек в маленьких городках или даже поездки на море. Мама в сочинениях всегда была мягкой и доброй, а на деле — весьма суровой женщиной, которая редко даже улыбалась, но его всё равно частенько трепала по голове. Материлась, конечно, что мешается под ногами, посылала в магазин за пивом и сигаретами по вечерам, но всё равно любила. По-своему. Как умела.

На первое сентябре в среднюю школу — уже несколько большее по размерам здание — Егор пришёл с фингалом и без цветов. Только с рюкзаком за плечами и урчащим желудком — злой, надувшийся и нелюдимый. На Лёху вначале буркнул, потом просто попросил не лезть и сказал:

— Сам разберусь. Не твоё дело.

— Почему это?

— А ты мне кто, — зыркнул он на Лёху, — чтоб мои проблемы решать?

И правда — кто? Мальчишка задумался.

— Друг, наверное, — рассеянно пробормотал Лёха.

Тогда это слово прозвучало впервые. Егор его всерьёз сильно не воспринял — только рукой махнул и всё равно ничего не рассказал. Ну как объяснить сыну прокурора, что фингал получил, отбивая сумку со стволами наравне с другими мужиками? Никак.

Они были из двух совершенно разных миров, столкнувшихся внезапно. И этого не должно было происходить никогда. Но вопреки любым планам Вселенной продолжали сходиться, вернувшись в привычную среду школы. Делали вместе домашку, помогали друг другу. Потом расходились — Лёха ехал в просторную квартиру с хорошим ремонтом, а Егор — в заюзанную двушку, где частенько у матери были гости. Но угол у него свой был, куда никто не совался, и тому хватало.

Первая совместная драка произошла у них спустя почти год. Они торчали на школьном дворе учебного заведения рядом со своим — оно было похуже, там не платили денег за обучение, кое-где отваливалась штукатурка, но всё равно Лёхе там внезапно понравилось.

Туда-то и заявились три крупных мужика. Егор тут же напрягся, ткнул не до конца признанного друга в плечо и хотел свалить, но убежать не получилось. Спасли, пожалуй, какая-то железяка, которую Лёха успел подобрать, и нож, который успел выхватить Егор у упавшего от удара не-друга мужика. Они и сами получили тумаков, но свалить потом смогли. Бежали долго, не оглядываясь, тело болело, воздух заканчивался.

— Ты где так научился... Э, погоди, чё ты делаешь?

— Отцу звоню.

Они залетели в какой-то незнакомый двор.

— Охуел?! — Егор вырвал смартфон из рук. — Щас! Нахрена?!

— Ну так… Нападение же…

Лёха откровенно растерялся, не понимая реакции. В его голове всё просто: опасность — нужно звонить либо в полицию, либо сразу отцу. Он так говорил.

— Да какое, нахер, нападение?! Вообще дурной?! Ты хоть знаешь, кто это был? Это по мою душу приходили, так что не парься…