Элейн даже не удивилась, что архивариус понял, кем она была. Задумчиво уставившись в пространство, она размышляла, куда отправиться: в Хапо-Ое, к Хранителю имени, или в Аг-Раах, где раньше жила тетка, сестра отца. Своего двоюродного брата Элейн не помнила, а вот тетка приезжала в Думну, когда Элейн было лет пять или шесть, Донни тогда только появился на свет. Почему-то ей запомнился визит этой высокой красивой женщины с рыжевато-каштановыми волосами, неизменно собранными в сложную прическу из кос разной толщины. Розамунд, теперь из клана Моор, если еще была жива, пожалуй, единственная могла подтвердить, что Элейн являлась дочерью своего отца.
Хранителя можно было найти и после.
Спустя пять месяцев, сидя в комнате, которую теперь называла своей, Элейн вспоминала то путешествие с содроганием. Денег в карманах почти не оставалось, а дорога была длинная. До Аг-Раах она добралась лишь через две недели. В те дни Элейн почти ничего не ела, а один раз даже выдала себя за амбарного – духа-помощника, для которого по традиции кападонцы оставляли угощения.
Дело было уже в Кападонии: не найдя попутчиков, она брела пешком из одной деревни в другую. На тот момент Элейн голодала уже два дня и готова была есть траву. На пути ей попалось большое хозяйство с хлевом, конюшней и погребами. Час был поздний, все разошлись по домам. У одной из дверей стояла миска с кашей, оставленная, чтобы духи помогали – взбивали ночью масло, очищали от сорняков поля, находили потерявшиеся инструменты. Разумеется, никто в самом деле не ждал, что к утру будет сделана вся работа, но порой необъяснимым образом случались приятные для хозяев сюрпризы. На кашу Элейн напала так, будто боялась, что кто-то может отобрать еду. Съев все, она, чуть придя в себя, пошла в курятник и собрала все яйца, сложив в корзинку у входа. А потом, решив, что этого было недостаточно, почистила конюшню.
В те дни ей довелось и проехать в тесной повозке с целой труппой бродячих артистов, и прокатиться на скрипучей телеге мужичка, что ехал на ярмарку в соседний город, и попутешествовать со свиньями, которых на этой самой ярмарке купили и теперь везли домой. Она прошла пешком огромные расстояния, ехала верхом на едва живой лошади, которую хозяин вел на рынок, даже проплыла на лодке. Ей попадались как добрейшие люди, так и весьма отвратительные персонажи. Клинок, который в ночь после бала дал ей Оддин, так и остался при ней – Элейн даже не помнила, как это вышло, – и дважды оружие пришлось очень кстати.
Добравшись до места, где должна была жить тетка, Элейн долго не решалась войти. Крепкий домик из крупных серых камней, местами покрытых мхом, с небольшими окнами и несколькими высокими каминными трубами, был окружен зеленью. Он стоял в ряду похожих домов, но выделялся красной дверью.
Наверное, Элейн долго стояла бы там, на дороге, не обращая внимания на обходящих ее пешеходов и всадников, но дверь открылась и на улицу вышла высокая женщина с малышом лет трех. Ее некогда темные волосы сейчас поседели, но не полностью, а лишь отдельными прядями. Лицо с крупными, но приятными чертами Элейн узнала сразу.
Розамунд Моор пропустила мальчишку, вышла следом, дала напоследок какие-то указания служанке и шагнула вперед. Подняв голову, она вскользь посмотрела на Элейн, сделала еще шаг – и замерла. Теперь женщина перевела взгляд медленно, ее губы сложились в изумленное «О». Очнувшись, она поймала за руку ребенка, который уже успел взять с земли крупный камень, и осторожно подошла к Элейн. Розамунд несколько мгновений всматривалась в ее лицо, пока та безуспешно боролась со слезами, а потом прошептала:
– Элейн?
Дальнейшие объятия, долгие рассказы и разговоры изменили планы госпожи Моор. Они с мальчиком, младшим внуком, вернулись в дом, усадили Элейн за стол и созвали едва ли не всех обитателей дома. Пока гостья жадно ела, тетя знакомила ее со всей семьей: мужем, детьми, которые были почти того же возраста, что и Элейн, их супругами, квартетом совсем еще маленьких внуков. Был выходной день, и Мооры собрались в одном доме на совместный обед. Перед трапезой Розамунд собиралась немного прогуляться, заодно взяв с собой самого шаловливого ребенка, которому никак не сиделось дома. Но теперь все это отошло на второй план.
Элейн тоже коротко поведала о том, что случилось с ней, и господин Моор распорядился выделить гостевую комнату, чтобы дать возможность набраться сил после долгого и изнурительного путешествия. Ее заверили, что она может приходить в себя столько дней и даже недель, сколько потребуется.
Но не прошло и дня, как она попросила Мооров рассказать, что творилось с кланом Мун.
Тех, кто носил эту фамилию, действительно почти не осталось. У мужчин было принято оставаться в родной деревне и работать на благо клана, защищать его и преумножать. Женщины чаще покидали родное гнездо: если совершался брак между представителями разных кланов, именно женщина уходила к мужу, оставляя свою семью. Так было с Розамунд, которая стала Моор.