Пока она пыталась утолить голод, борясь при этом с тошнотой, возникшей, видимо, из-за переутомления, Оддин рассказывал ей самые свежие новости: Ковина отвезли домой, госпожа Торэм уехала в Альбу рано утром. Возможно, ненадолго, но кто знает.
Реакция общественности все еще не последовала, но было рано о чем-то говорить. Прошло слишком мало времени.
– Я тоже скоро уеду, – сказала она, ощутив, как тоска накрыла при мысли об этом.
Лицо Оддина изменилось. Он стал более серьезным, нахмурился.
– Куда ты отправишься? – спросил, прокашлявшись.
Когда ей было десять и она шла из Думны куда глаза глядят, в ее тогда еще детскую голову не закралась мысль, что у нее могла остаться семья. Элейн была ребенком, на глазах которого совершилось ужасное злодеяние. Глубокая рана от потери и нежный возраст не позволили ей сообразить: были родственники в других городах, были дружественные кланы, которые могли бы принять дочь главы клана. Она была не безродной девчонкой! Пришло время найти
– Попытаюсь отыскать других Мунов, – ответила наконец Элейн. – Кстати, об этом. Как ты узнал, кто я? Ты сказал, что смотрел какие-то документы, нашел там что-то о моем отце, увидел имя Элейн…
– В ратуше есть архив, в нем можно найти самые разные записи. Я бы, конечно, копался целый месяц, но у меня хорошие отношения с архивариусом. Поскольку твой отец был главой клана, информацию удалось собрать быстро. Если бы ты была простой девушкой, скорее всего пришлось бы отправлять запрос в стоицу.
– А у тебя остались записи?
Он покачал головой. Нужно было ехать в архив и смотреть все там. Оддин согласился подвезти Элейн к ратуше и помочь с архивариусом. Он и сам собирался в полицейский участок. Из-за убийства наместника его ждало много работы.
Оддин отложил лепешку.
– Мы больше не увидимся? – уточнил он. – Я хочу сказать, пока ты здесь, в Нортастере. Ты выяснишь, где искать семью, и сразу уедешь?
Элейн отвела взгляд и кивнула. С чего бы ей переживать об этом? Месяц назад она не знала о существовании Оддина Торэма, а при встрече чуть было не решила убить. К тому же он был братом убийцы.
Но почему-то последняя мысль не вызывала никаких эмоций. В ее душе не осталось злости, только горечь.
После небольшой паузы Оддин задумчиво проговорил:
– Может, арестовать тебя?
Она мятежно взглянула ему в глаза, возмущенно спросив:
– За что?
– Поверь, поводов у меня предостаточно.
Он сложил руки на груди, отчего синий полицейский камзол натянулся на плечах. Элейн неохотно призналась себе, что будет скучать по этому человеку, его высокой фигуре, ставшей уже какой-то родной, по улыбке и лучащимся заботой глазам, от которых ей неизменно тоже хотелось улыбаться. От тепла, которое разливалось по телу в его присутствии.
– Ты не сможешь отправить невиновную девушку в темницу, – покачала Элейн головой.
Оддин запустил руку в длинные волосы, потер затылок:
– Проклятая честность!
До центра Нортастера они добрались в повозке госпожи Торэм. Там, на площади между ратушей и полицейским участком, недалеко от рынка, где Элейн впервые встретила Ковина, она и Оддин застыли друг напротив друга. Элейн отчетливо ощущала, что пришел момент прощаться, и ей было больно делать это. Она была почти уверена, что и Оддин не спешил расставаться.
Тут его окликнули.
– Это начальник нортастерской полиции, – с досадой проговорил Оддин, оглядываясь.
– Да, я понимаю, тебе нужно идти.
– Похоже, что-то срочное. – Он вздохнул, взглянув Элейн в глаза.
– Оддин! – вновь раздался недовольный голос.
– Он выше меня по званию, я не могу грубить в ответ, – прошептал он извиняющимся тоном.
Элейн хихикнула. Как будто он грубил хоть кому-то!
– Прощай. – Язык и губы с трудом сложили это слово, которое ей, кажется, никогда не приходилось говорить прежде.
– ОДДИН!
– До свидания…
– Да, может быть…
– ОДДИН ТОРЭМ!
Раздраженно потерев лицо, он подарил ей на прощание виноватую улыбку и ушел.
Глубоко вздохнув, Элейн отправилась к ратуше. Оддин написал письмо, в котором поставил свою печать; с ним охрана пропустила ее в здание, а пожилой мужчина с длинной редкой бородой, заведующий архивом, помог найти нужные записи.
Удалось выяснить, что в Англоруме было еще не меньше трех прямых родственников по линии отца. И один из них, племянник, носил фамилию Мун.
– Если он единственный мужчина из клана, то считается Хранителем имени, – заметил архивариус.
– Это значит, что он сейчас глава клана? – уточнила Элейн.
Он посмотрел на нее своими прозрачно-голубыми глазами и уточнил:
– Зависит от того, не осталось ли у Драммонда прямых наследников.
– Может ли женщина считаться наследницей? – проводя пальцем по именам родителей и братьев, спросила она.
– Зависит от женщины, – усмехнулся он в седую бороду. – Кланы исчезали, такое было в истории, и не раз, и потому есть связанные традиции. Но установленных правил нет. Так что, к счастью или сожалению, все в твоих руках.