Последняя из рода Мун: Семь свистунов. Неистовый гон

– Элейн?! – произнес он, с беспокойством вглядываясь в ее лицо.

– Там твой брат, – безжизненно произнесла она, озираясь в поисках своры.

Но собак, разумеется, здесь не было, иначе они бы точно устроили переполох.

Ее разум все еще отказывался принимать мысль о том, что это действительно был Неистовый гон. Она сказала о нем просто так, чтобы оттянуть момент, когда Ковин набросится на нее. Теперь же вспомнила, что, согласно поверьям, псов-мстителей можно было позвать, если грешная душа еще не нашла свое место в потустороннем мире. В первые часы после смерти упоминание Неистового гона могло лишить ее покоя.

Оддин отреагировал на слова Элейн весьма эмоционально: сперва схватил ее за плечи и начал осматривать, все ли было в порядке. Как будто если бы Ковин действительно добрался до нее, она смогла бы прийти и сообщить об этом. Потом Оддин обхватил ладонями ее лицо, заглядывая в глаза:

– Проклятье, прости, я не должен был оставлять тебя одну на улице в такой час. О чем я вообще думал? Как ты? Где он? Что произошло?

До сих пор безучастно ожидающая, когда он немного успокоится, на последнем вопросе она издала смешок. «Псы-демоны, явившиеся за душой Донуна, обнюхали нас, что вызвало у меня легкую тревогу и чувство вины, а Ковина, похоже, свело с ума. Он сейчас плачет на улице».

– Ничего особенного.

Оддин растерянно потер лицо.

– Я так увлекся телом, как будто тот может куда-то сбежать…

Он снова попытался встретиться с ней взглядом.

– Так, где он?

– На улице, наверное. Пойди проверь.

Застыв, Оддин хрипло спросил:

– Он жив?

Элейн перевела на него потерянный взгляд:

– Ты снова меня в чем-то подозреваешь? Пойми уже, я не убийца.

– Прости, но если бы ты сейчас себя видела, то точно решила бы, что кто-то умер. Ты встретилась с Ковином, но осталась жива. Это не оставляет мне вариантов.

Она вздохнула.

– Никто не умер. – Затем, после паузы, скользнув взглядом по телу Донуна, добавила: – Ну, почти. По крайней мере, из-за меня. – И снова на мгновение задумавшись, растерянно закончила: – Почти.

Кивнув, Оддин отправился на улицу, чтобы выяснить, что с Ковином, а вернулся через пару минут с выражением абсолютной растерянности на лице:

– Что ты с ним сделала?

Элейн стояла, устало прислонившись спиной к стене. Люди ходили мимо, на что она совершенно не обращала внимания, чувствуя себя опустошенной. На вопрос Оддина она просто хмыкнула.

Он в очередной раз осторожно сжал ее плечи и настойчиво спросил:

– Что ты сделала?

– Мы просто разговаривали. Когда я уходила, он был жив и здоров.

– О нет, госпожа Мун. Вы меня не обманете. Что-то произошло. Что-то значительное, что-то просто невероятно значительное… Он обнял меня и попросил прощения. И я готов поклясться, это было искренне.

Заинтересованно взглянув на него, она вопросительно подняла бровь.

– Что ты сделала с моим братом, Элейн? – спросил Оддин все еще с этим выражением приятного потрясения.

Она задумалась. Если присутствие своры, призванной наказывать грешников, заставило ее вспомнить о своих неприглядных поступках и ощутить груз вины за них, то что должен был испытать такой человек, как Ковин? Элейн задумчиво посмотрела в темное окно.

– Пойдем со мной, – велела она Оддину, уверенная, что он послушается без вопросов.

Ковин сидел на нижней ступеньке широкого крыльца, у калитки, там, где еще недавно сидела Элейн. Обнимал себя за плечи, бездумно глядя вдаль. Видимо, переосмысливал свое существование.

Она медленно спустилась, прислушиваясь сперва к шороху платья, а затем – к хрусту мелкого щебня под ногами. Оддин шел следом, напряженный и сосредоточенный, готовый в любой момент броситься на ее защиту. Имея такого высокого, широкоплечего сопровождающего, Элейн чувствовала себя достаточно уверенно, чтобы обойти Ковина и встать перед ним. Чуть сощурившись, она взглянула на его неестественно бледное лицо. Он поднял взгляд покрасневших глаз и вздрогнул.

– Элейн Мун, – прошептал он и, сжав челюсти, глубоко вздохнул. – Элейн Мун…

Она бросила взгляд на Оддина. Выражение его лица говорило: «Вот-вот!»

Ковин же уронил голову и вцепился в волосы.

– Я не должен был… это была неоправданная жестокость. Подлость… Смогу ли я когда-либо искупить вину?

Элейн чуть наклонилась, пытаясь заглянуть ему в глаза и понять, насколько серьезен он был. Если Ковин и притворялся, то делал это исключительно хорошо.

– Единственное рациональное объяснение этому… – Оддин сложил руки на груди, растерянно глядя на брата, – …что ты, Элейн, демон ночи. Видимо, у него на глазах сняла голову с плеч, а потом надела обратно или что-нибудь в этом роде.

– Почти так и было, – пробормотала она.

Несмотря на то, что она видела все собственными глазами, ей по-прежнему было трудно поверить, что Ковин всерьез раскаялся.