Последняя из рода Мун: Семь свистунов. Неистовый гон

Не желая признавать то, в чем настойчиво пытался убедить разум, Элейн быстро прошла к комнатке, в которой, как решила раньше, обитал служитель Света. Но Феолора там не было – вместо него помещение обследовали несколько мужчин в синих мундирах.

– Элейн, – услышала она знакомый голос и обернулась.

Оддин стоял у книжного шкафа. В сумраке его взгляд был нечитаем, но мощные плечи будто поникли, он выглядел подавленно.

– Вот ты где, слава Солнцу. – Он быстро подошел и сжал ее руку.

Она заглянула в его встревоженные глаза.

– Где Феолор? – спросила Элейн тихо.

– Магистр погиб, – ответил Оддин шепотом.

Элейн застыла, ощущая, как проваливается в глубокую яму.

Помогло ли вам смирение, Феолор?

Элейн и Оддин по молчаливому согласию вышли из храма. Утреннее солнце на мгновение ослепило их. В тишине они прошли вверх по улице. Лавки открывали свои двери для посетителей, хозяйки отворяли окна, чтобы проветрить комнаты. Водовозы катили тяжелые тележки по неровным дорогам, коробейники надевали лотки с орехами, сушеными ягодами и вяленым мясом.

Собравшись с силами, Элейн спросила, что произошло.

– Судя по всему, Магистр вышел из своей комнаты в храме, дошел до реки, там на него напали. Ударили по голове. – Оддин застыл на мгновение, скривившись, будто от боли, и его вовлеченность в, казалось бы, очередное убийство удивила Элейн. – Потом нанесли несколько ударов ножом. Затем, предположительно этим же ножом, оставили рисунки на теле. Все указывает на то, что это сделал Художник, но…

– Слишком удивительное совпадение, – кивнула Элейн. – Что с Ковином? Где он?

Оддин вздохнул:

– Вчера мать обработала его раны, оставила поправляться в комнате. Трудно сказать что-то о самочувствии. Якобы он не мог даже встать. Но не знаю, насколько этому можно верить. Я бил, стараясь контролировать силу.

Она кивнула.

– Утром, когда меня вызвали, он был у себя. Это все, что мне известно.

– Был? Ты его видел?

– Слышал, – скривился Оддин. – Он велел девушкам принести ему завтрак.

Элейн закусила губу. Все ускользало из рук, как сорочка, случайно оброненная в быструю реку. Может, прав был Феолор? Следовало просто смириться с тем, что случилось, и продолжать жить своей жизнью?

Они остановились у насыпной набережной Кузнечного ручья. Оддин достал свою саблю и принялся бездумно чертить что-то на земле.

– В последнее время меня постигают одна неудача за другой: Художник на свободе, брат бесчинствует и устраивает кровопролитие, погибает человек, которого я должен был защищать…

– Да, – кивнула она, – ты мог бы справляться получше.

Заметив горечь во взгляде Оддина, Элейн почувствовала укол совести. Но она ничего не смогла с собой поделать: смерть Магистра, с которым, как оказалось, она познакомилась накануне, лишила ее моральных сил. Хотелось найти виноватого.

Она мрачно глядела под ноги.

– Неправильно, – произнесла она, кивнув на рисунки Оддина.

Он застыл. Поднял на нее обескураженный взгляд.

– Ты рисуешь неправильно, тут какая-то ошибка.

– Поясни, – выдохнул он.

– Ты рисуешь эту волнистую линию, то есть слово после должно отвечать на вопрос «Какой?». Дальше идет слово «прощение». Переделываем его, чтобы получилось «какой» – например, «прощающий». А дальше ты рисуешь «бежать». Но здесь не может быть действия, должен быть предмет или человек…

Элейн не говорила ничего особенного, но Оддин казался настолько изумленным, что можно было предположить, она открыла тайну сотворения мира.

– Откуда ты это… что это… ты понимаешь, что тут?

Он принялся кружить вокруг, будто вокруг какой-то диковинки. Она закатила глаза.

– Да, я все-таки дочь главы клана. Меня и братьев обучали письму древних.

– Древних?

– Людей, которые жили на наших землях до нас. Ты что, не слышал про язык древних?

Оддин не стал отвечать, взял ее за руку и куда-то потащил. Всю дорогу до Храма Света он что-то бормотал себе под нос. Когда Элейн дважды не получила ответ на вопрос, куда они шли и что вообще случилось, она оставила попытки. Они вошли в Храм Света через ту же дверь, через которую она попала туда вчера. Пересекли скромное убежище Феолора – там все еще трудились полицейские, – прошли в небольшое помещение с очень узким окном. Там на каменном постаменте лежал человек. Точнее…

Элейн, вскрикнув, зажала рот рукой. Она хотела развернуться и выскочить из комнаты, как только поняла, что перед ней было тело убитого Магистра Света. Но прямо за ней стоял Оддин, и она врезалась в него. Он обнял ее и тихо проговорил:

– Прости, но мне нужно, чтобы ты посмотрела.

Часто закрутив головой, Элейн зашептала, что не сможет.

– У него на груди и животе нацарапаны символы. Такие же, как те, что я рисовал на земле. До сих пор у меня не было уверенности, что в них есть какой-то смысл. Художник всегда оставляет разные рисунки, но я не видел в них никакого смысла. Никакой закономерности.

– Найди кого-то еще, кто знает язык древних, – проговорила Элейн; звук ее голоса был приглушен его камзолом.

– В Мидленде не принято его изучать. Он считается, кхм, варварским.

Оддин сделал паузу. Погладив Элейн по голове, он шепнул:

– Пожалуйста. Помоги поймать Художника.