Последняя из рода Тюдор

В этих обстоятельствах, комических, возмутительных и непредсказуемых, я, к своему удивлению, осознаю, что унаследовала амбиции своей матери. Нет, я думала, что буду относиться к ним с презрением, потому что была свидетелем того, куда они привели нашу семью, но сейчас ловлю себя на том, что почти ненавижу каждого, кто говорит, что я не наследница короны, и начинаю участвовать в ежевечерней свалке из-за очередности выхода к ужину. И дело не в том, что я хочу стать королевой, мне бы не хотелось занимать место королевы Марии, – мне просто хочется быть ее наследницей. Мне нестерпима одна мысль о том, что кто-то еще может быть достоин короны.

Мне не нравится, что Елизавета может стать королевой. Просто невозможно представить ее на месте Джейн, да и все об этом говорят. Она же совершенно этого не достойна! Причем во всем, начиная от ее желтых волос, не таких золотых, как у меня, до ее кожи, землистой, как у испанцев. Она просто не годится на роль королевы Англии. Я бы с готовностью уступила свое место маленькому принцу, который был бы наследником Испании и Англии, рожденный в браке двух правящих монархов. Но я никогда не уступлю дедушкиному бастарду, тем более что никому не известно, правда ли то, что она его дочь. Ее мать прелюбодействовала с пятью мужчинами! Да Елизавета вполне могла быть дочерью королевского музыканта!

Однако оказывается, что во время пристыженного сожаления о том, что в королевской колыбели не появился принц Уэльский и на вторую беременность почти нет шансов, я не единственная, кто задумывается о своих правах. Я неожиданно обнаруживаю себя в центре внимания двух человек, двоих мужчин. Одним из них оказывается мой бывший муж, лорд Генри Герберт, который каждый раз, когда мы с другими девушками проходим мимо, поворачивается ко мне и тихо улыбается. Я же этой улыбки не возвращаю, награждая его взглядом, который я когда-то подсмотрела у Джейн, когда она во время чтения книги натыкалась на весьма сомнительное утверждение: скептически приподнятая бровь и взгляд немного свысока. Лично мне этот взгляд кажется очаровательным, и мне приходится толкать сестру Марию локтем всякий раз, когда она говорит, что я гримасничаю при виде Генри так, словно сожалею, что мы уже не женаты. Я говорю ей, что учитывая, что она едва доходит головой до верхнего края моего корсета, не ей судить о том, какое у меня выражение лица.

– Ты же ростом с королевскую карлицу, – жестоко говорю я ей. – Так что не надо говорить мне, что я гримасничаю.

– И совсем я не карлица, – твердо заявляет она. – И хоть я и родилась невеликой ростом, в моих жилах течет королевская кровь. Так что я совсем не похожа на Томазину. Все так говорят.

Я не могу рушить достоинство этой крохи.

– И кто же все эти люди, кто так считает?

– Я так считаю, – серьезно отвечает она. – И это самое главное.

Она никогда не беспокоилась из-за того, что родилась невысокой и не росла. Когда-то Джейн рассказала ей, что в какой-то языческой стране карликов почитали как богов, и она тут же исполнилась гордостью. Для человека, который так невысок ростом, она держит голову очень высоко.

Мне кажется забавным тот факт, что у меня была сестра, которая презирала плотской мир, и есть вторая, которая слишком мала, чтобы его желать. И между ними в этот мир родилась я, высокая и красивая и самая большая охотница до всех мирских удовольствий во всем нашем дворе.

– Кажется, ты снова хочешь за него замуж, – проницательно замечает Мария. – А я думала, что то, как они с тобой обращались, должно было навсегда отвратить тебя от Гербертов.

– Вовсе нет! – говорю я ей.

Вовсе нет. Потому что мы никогда не были женаты. Как и она никогда не была помолвлена. Наш брак был аннулирован и забыт, и я понятия не имею, почему он сейчас так мило мне улыбается. Если я ему так нравлюсь, то ему стоило оставить меня своей женой. Только для того, чтобы следовать велениям сердца, надо иметь собственное мнение и характер, чтобы воспротивиться приказам собственных родителей. Однако он совершил ошибку, расставшись со мной, а теперь видит, что я становлюсь центром внимания при дворе, и я с большим удовольствием думаю о том, что он сожалеет о своей слабости.

Но меня больше удивляет внимание второго мужчины, настоящего дворянина, испанского посла, графа де Ферья.