Пока Ханс находился на карантине, он успел гораздо лучше разобраться в лагерной жизни. Они лежали на самом верхнем этаже нар: Ханс, старый доктор Бенджамин и какой-то русский. По утрам, в половине пятого, кто-то ударял в большой гонг, стоявший на крыше кухни, и за десять секунд обитатели карантина успевали соскользнуть с кроватей вниз; затем появлялся староста барака, чтобы проконтролировать, не остался ли кто-то в постели. Они строились в проходе между кроватей, ожидая своей очереди помыться и воспользоваться сортиром. Этот час ожидания оказался для Ханса тяжелейшим испытанием. Потому что ему необходимо было, едва проснувшись, тотчас же бежать в сортир – так уж он был устроен. А тут ему приходилось час томиться в очереди в одной рубашке, не имея возможности сразу облегчиться. И бесполезно было пытаться разжалобить старосту
Но и этот час ожидания рано или поздно кончался. Каждому выдавали у двери пару деревянных сандалий и разрешали спуститься по лестнице вниз. Там находились умывальники и сортир. Возле сортира специальный человек –
Потом все шли застилать постели. Похоже, что в Германии этому процессу придавалось особенное значение. Словно кровати были предназначены не для сна, а лишь для того, чтобы на них любоваться. И даже здесь, в лагере, где жутко грязными одеялами застилали тюфяки, из которых давно высыпалась почти вся солома, а на нарах могли лежать тяжелобольные или даже умершие – все эти детали не играли совершенно никакой роли, главное – чтобы постель была «аккуратно заправлена», без единой складочки на одеяле, без единой выбившейся из подушки соломинки.
После того, как постели были заправлены, Ханс снова стоял в очереди в том же проходе между кроватями, в колоссальной очереди вместе с двумя сотнями поляков и русских, чтобы получить глоточек кофе. Хочешь пить или не хочешь – ты должен стоять в очереди. Кружек было слишком мало, так что приходилось пить из одной кружки вдвоем, и пить очень быстро, потому что следующая пара ждет своей очереди, чтобы тоже получить кружку. «
Ханс вспомнил историю пастора, который сел за стол в доме одного из своих прихожан-фермеров и ел своей ложкой суп из общего котла. Когда ему попался кусочек мяса, хозяин сказал: «Сплюньте его обратно в котел, святой отец, я уже его раньше сплюнул обратно». А здесь даже нечего было сплевывать.
Ханс воспринимал все это с юмором. А вот доктор Бенджамин относился к ситуации по-другому. Старик был совершенно сломлен. Он не мог перенести того, что его постоянно преследуют и избивают; собственно, именно беспомощность была причиной большинства его проблем. Получив кофе, он не смог выпить его достаточно быстро. И получил удар палкой. После кофе последовала команда:
– Всем по кроватям!
Он не пошел сразу и получил очередной пинок.
После этого они просидели несколько часов на кроватях, пока «привилегированные» арестанты мыли пол. Их особое положение заключалось в том, что за свой труд они получали лишний черпак баланды. Ханса раздражало безделье просто потому, что он был от природы очень активным человеком. Но он помнил о том, что сказал ему в самый первый день Лейн Сандерс:
– Каждый день, который ты проведешь в карантине, считай выигранным. Есть дают столько же, сколько в рабочей команде, а работать не заставляют.
В чем-то он был прав: ты экономишь силы. Но при этом находишься в постоянном напряжении. Ожидание кофе, ожидание баланды, ожидание побоев и брани.