Арестанты, которые здесь работали, понемногу их воровали и обменивали в лагере на маргарин, колбасу и одежду, которую другие арестанты воровали с других складов и тем поддерживали натуральный товарообмен. Именно сюда, в громадную аптеку и на просторные склады, стекались все медикаменты, которые отбирались у сотен тысяч жертв, сходивших с регулярно прибывавших в лагерь поездов. Вдобавок к ним
В этих же зданиях располагался, так сказать, мозговой центр колоссального комплекса Освенцим, состоявшего из тридцати с лишним отдельных лагерей: Освенцим I – лагерь, в котором содержали Ханса; Биркенау – центральный лагерь смерти; Моновиц – лагерь, где располагались фабрики Буны; а вдобавок – еще и множество мелких лагерей, где заключенные занимались сельскохозяйственными работами; во всех них содержалось в общей сложности больше 250 000 арестантов. А в главной комендатуре и местной эсэсовской администрации было сосредоточено управление, которое распоряжалось всеми рабочими и всеми материалами на территории лагеря.
Так что Освенцим был гораздо более сложным организмом, а не просто огромной фабрикой издевательств, как могло показаться арестантам. Он являлся важнейшей частью Верхнесилезского индустриального района, причем рабочая сила здесь была дешевле, чем где-либо в мире. Людям, работавшим здесь, не полагалась плата за труд, и они почти ничего не ели. А когда они уже не могли работать и отправлялись завершать свой жизненный путь в газовую камеру, приходила смена: новые поезда везли евреев и политических оппонентов нацистского режима со всех концов Европы, и их все еще было более чем достаточно, чтобы обеспечить рабочей силой освободившиеся места.
Берлин управлял всеми процессами. На Вильгельмштрассе [79]
существовало специальное Управление концентрационными лагерями, которым руководил Гиммлер. Там планировалась и оттуда контролировалась транспортировка арестантов в лагеря через всю Европу. Оттуда поступали распоряжения в Вестерборк: сколько тысяч арестантов должно быть погружено в эшелон для доставки их, скажем, в Освенцим. Там подсчитывали процент тех, которых следовало уничтожить сразу по прибытии эшелона, и тех, кто сперва мог быть использован для работы.Все это рассказывал Хансу Грюн, зубной врач, проведший в лагере полтора года и прекрасно разобравшийся во всем. Сейчас, пока они ждали появления роттенфюрера, умчавшегося добывать транспорт, он делился своими знаниями с Хансом. Грюн служил примером поляка, который никого и ничего не боялся и никогда не принимал во внимание интересы других людей. Он был известен всему лагерю и всегда получал самую лучшую работу. У него имелось множество друзей, некогда подвизавшихся в политической сфере, которые по секрету сообщали ему о решениях комендатуры и телеграммах из Берлина. У него были особые отношения с девушками, работавшими в госпитале для эсэсовцев, и если бы его поймали, он не сложил бы голову в газовой камере, потому что и на этот случай имелся друг, работавший на эсэсовской кухне и способный притащить тому эсэсовцу, который слишком много знал о Грюне, литр шнапса, чтобы помочь ему забыть обо всем. Однако теперь, непонятно отчего, он выглядел несколько растерянным. Впрочем, он тотчас же поделился с Хансом:
– Ты знаешь, что такое
– Нет.
– Это метан, болотный газ… А еще – команда из шестисот человек, они живут в Первом и во Втором бараках. Они ходят на работу каждый день за пять километров, а там, возле болот, строят огромную фабрику, которая будет добывать из болота метан, чтобы использовать его как источник энергии. На этой стройке работают даже