Последняя остановка Освенцим. Реальная история о силе духа и о том, что помогает выжить, когда надежды совсем нет

Все эти женщины были из Биркенау. Они поговорили с чешской девушкой. Нет, она ничего не знала о том, что какая-то часть депортированных могла повернуть обратно. Сама она попала сюда из Терезиенштадта вместе с родителями и сестрой-близнецом. Семью немедленно разделили, потому что делать анализы крови близнецов было одним из хобби лагерного врача. Вот почему она не знает, что стало с их отцом, а мама умерла от дизентерии два месяца назад. И теперь они с сестрой остались тут, рядом на нарах. Сестра умерла накануне. Перед смертью она попросила помочь ей повернуться, чтобы посмотреть в глаза сестре в последний раз. Совместными усилиями им удалось это сделать. А сегодня она тоже умрет. Она уже не может подняться и дошла до последней степени истощения.

Ханс выругался сквозь зубы. Он вдруг представил себе, какой была жизнь этой счастливой семьи на родине: папа, мама, две прелестные юные девочки-близняшки. Ему казалось – он видит их в родном городе, в Праге. Теплый летний день, и семья вышла прогуляться по городу. Они идут мимо множества кафе, выбирают одно из них, садятся на открытой веранде и заказывают что-нибудь выпить. Отец рассказывает о своей работе, о бизнесе, который наконец пошел в гору. А мама хвалит его за то, что он так упорно, много лет добивался своей цели и все-таки осуществил свою мечту. А девочки подшучивают друг над другом, когда мальчишка из их школы проходит мимо и смущенно машет им рукой.

– Ну что? – спрашивает папа. – Кто из вас двоих – эта счастливица?

Девочки краснеют, и вся семья смеется.

Вся семья погибла, и ничего подобного не будет. Последняя из них еще жива, она лежит здесь с обмороженными ногами и ждет смерти, и плачет, прижимаясь лицом к телу своей прелестной мертвой сестры.

Они вышли и направились к следующему бараку. В его дверях стоял человек, который оказался венгром.

Жак спросил его:

– Как ты сюда попал?

Венгр заметно нервничал, вдруг он повернулся, поглядел назад, и им показалось, что он боится кого-то, оставшегося в бараке, у него за спиной. Внезапно он схватил Жака за руку. Потом так же внезапно отпустил его. Провел ладонью по отрастающим волосам, снова оглянулся назад, во тьму барака. Создавалось впечатление, что он чем-то обеспокоен и смущен.

И тут он наконец заговорил на очень плохом немецком:

– Прошлой неделе с депортация прибыли. Всего нас был двенадцать сотен мужчин. Очень плохо, шли день и ночь, день и ночь. Я сам хорошо мог, на хороших ногах, была работа в хорошей команде, но много было кто не могли. Первый день, я считаю, тогда было больше сто упавших. Когда они падают в снег, эсэсовец считает раз, два, три, и потом он стреляет. Первый день мы идем, идем, идем сорок километров. Потом дальше, дальше. Три дня идем, и идем, и идем, и это сто километров. Нас осталось меньше и меньше, семь сотен, и мы идем. На все дороги к Верхняя Силезия лежат тела, тела. Третий день, был вечер. Тогда что-то неправильно случилось. Мы стояли. И эсэсовцы спорили и кричали друг другу. И я думал, наша дорога пошла к русским. И мы идем в лес – лесная дорога, под деревьями, вниз лощина, эсэсовцы по сторонам выше нас. Вдруг – стреляют, стреляют, стреляют… Я упал под дерево. И я живу, живу, да? Эсэсовцы уходят, уходят. Я встаю. Другие были живые, стонали. Не могли идти, не могли. Выстрелы были в живот, выстрелы были в ноги. Мы пошли три мужчины. Мы пошли по дорога назад. Мы прятали себя утро-день, потом вечер пришел – идем ночь, ночь. Фермеры дают для нас еду, едим.

– И так эсэсовцы расправлялись со всеми, кого они выводили из лагеря? – спросил Ханс.

– Это не знаю, я не знаю. Мы не видели много возвращаться назад сюда.

Нет, теперь надежды у Ханса оставалось совсем немного. Та картина, которая неотступно стояла перед его глазами, уступила место жуткой реальности. Он не мог поверить, что жизнь все-таки продолжается, что Земля не остановилась, а все еще крутится вокруг своей оси и совершает долгий путь, огибая Солнце. Всем нам в той или иной мере свойственно помещать себя и своих любимых людей в самом центре мироздания. Вот только мирозданию абсолютно безразлично, счастливы ли вы вместе или валяетесь, безжалостно расстрелянные, на краю заснеженной дороги.

Они вошли во второй барак. И там Ханс обнаружил незнакомую ему голландскую девушку. Ее звали Адельхайд. Она умоляла Ханса помочь ей. Он дал ей большой кусок хлеба, который оказался у него в кармане. Она схватила его с такой страстью, словно умирала от голода, а женщины, лежавшие поблизости от нее, стали с трудом приподниматься, опираясь на локти, и просить, чтобы и им дали кусочек.