В отличие от обычной жизни в концлагере, чтобы остаться на плаву, необходимо было выработать иное соотношение между стремлением к продолжению существования и тем, что я бы назвал принципом смерти (предлагаю использовать эту формулировку, чтобы избежать дискуссий о термине «влечение к смерти»). В повседневности жизнелюбие обычно доминирует, а принцип смерти берет верх лишь при патологических состояниях, например при меланхолии [154]
. Однако в концлагере необходимо, чтобы именно это качество вышло на первый план. Подводя итог, скажу, что равнодушно-подавленный узник, полностью покорившийся принципу смерти, погибал, равно как и тот, кто мобилизовал всю свою витальность и сопротивлялся. Шанс выжить был лишь у заключенного, у которого складывалось особенное состояние психики, основанное на меняющемся (колеблющемся) отношении к смерти.Давайте теперь проанализируем факторы, способствовавшие появлению такого внутреннего устройства. И в первую очередь разберем несколько психопатологических процессов.
Множество примеров, особенно наблюдаемых во время Второй мировой войны, наглядно демонстрируют, как лишения ухудшают работу мозга. Такое снижение показателей носит не регулярный, а выборочный характер. Значительную роль, похоже, играют витамины группы В. Во время вскрытия тел бывших узников, умерших уже после освобождения, я замечал интересные аномалии (эти аутопсии проводили советские медики). Стенки кишечника были тонкими, как пергамент, что объяснялось сокращением эпителия в силу дефицита витамина В. В мозгу мы видели петехии [155]
, сходные с теми, что появляются при энцефалопатии Вернике. Есть целый ряд фактов, свидетельствующих о том, что недостаток витаминов и минеральных веществ может вызывать психические отклонения. Обратите внимание на эксперименты американских исследователей, которые провоцировали психотические состояния, сажая участников опыта на рацион, в котором недоставало витамина В6. А вот как доктор Гревель описываетОчевидно, что этих фактов пока мало и они требуют дальнейшего исследования. Однако я убежден, что наилучший результат мы получим, изучая психическое состояние заключенных не само по себе, а учитывая специфические социальные условия, в которых оказались люди. И тут мы переходим ко второй группе факторов, под воздействием которых у заключенных сформировалась особенная лагерная психика.
Может показаться, что, говоря здесь о «социологии» и представляя лагерь как модель некоего общества, мы слишком масштабируем проблему. Однако это ощущение уходит, когда осознаешь, что речь идет о гигантском скоплении народа.
Так, в Освенциме-Биркенау содержалось одновременно до 200 000 человек. Десятки тысяч узников не могли существовать просто как некая неструктурированная масса. Внутри ее были разные социальные слои, и статус каждого индивидуума, безусловно, влиял на его психологическое состояние.
Чтобы объяснить, как строились социальные отношения в этой среде, мне сначала требуется привести несколько фактов из истории. Первые концентрационные лагеря появились в 1933 году. Они были маленькими, на три-четыре тысячи человек. Представители только что установившегося нацистского режима отправляли туда своих политических оппонентов. К тому же это была площадка для отработки эсэсовских практик. СС тренировались там для последующего удержания в повиновении народов захваченных европейских стран.
К началу войны у концлагерей появилась второе назначение. Массовое уничтожение евреев стало для Германии экономической необходимостью в условиях ведения боевых действий. Майданек, Треблинка, а также самый гигантский – Освенцим – представляли собой нечто вроде СС-мегаполисов. И тут выяснилось, что они могут выполнять еще одну функцию. В 1937-м Освальд Поль, курировавший экономическую деятельность концлагерей, произнес историческую фразу «