Последняя сказительница

– Для Коллектива, – говорю я, надеясь, что глаза не распухли от слёз.

Она улыбается.

– Хотя мне это нравится, попрошу вас в будущем такого не делать.

Моё лицо измучено, как у собаки, которой давит намордник.

– С Леном всё будет хорошо?

Она наклоняется ко мне. Вены у неё под кожей цвета мерцающих водяных бабочек. Как одно существо может быть таким красивым, а другое…

– Кто-то полезен для Коллектива, а кто-то нет.

Она наклоняется, рассматривая меня.

– Ты полезна и слишком ценна, чтобы рисковать ради того, кто бесполезен.

Если я сейчас скажу не то, что надо, будет плохо.

– Я… я была уверена, что это какой-то токсин, переносимый по воздуху, который возможно смыть водой. Прошу прощения, Канцлер. Я думала, это лучший способ послужить Коллективу.

Она отстраняется, и я снова дышу.

– Я познакомлю тебя с коллегой, будете вместе работать в лаборатории. – Она бросает взгляд в дальний угол трюма, на лабораторный комплекс.

– Вместе вы создадите гербицид.

Я совсем забыла. Думала, что меня уже не будет на корабле.

Она пристально смотрит на меня фиолетовыми глазами. И, повернувшись, уходит.

Я обнимаю живот, словно мне дали под дых. Ещё несколько дней – и мы уйдем, говорю я себе. Осталось немного.

Из комнат дезактивации появляются с мокрыми волосами Рыжий и Пушинка. Мы проходим мимо пустых капсул родителей к лифту.

Рядом с ним мигает свет над металлической дверью, которую нам в первый день показывал Бен. Запертый замок над задвижкой легко открыть, только подобрать подходящий инструмент. Внутри запасы продуктов и соломинки для фильтрации воды, которые предназначались для пассажиров, чтобы выжить на Сагане.

В лифте поднимаемся молча. Я думаю, что они тоже вспоминают про Лена. Двери открываются, и мы, не говоря ни слова, выходим. Дойдя до комнаты, я падаю на постель в ячейке. Одно дело быть сильной, когда приходится, но сейчас я словно рухнула на землю после марафона.

Я притворяюсь, что рада снотворному, которое предлагает Брик. Заложив его за щёку, иду в туалет и быстро выплёвываю. Когда я возвращаюсь, Рыжий и Пушинка уже в ячейках. Я укладываюсь и засыпаю под тихое сопение Рыжего.

* * *

Лита сидит на одеяле, прислонившись спиной к сосне.

«Сhanguita. Иди ко мне», – улыбаясь, говорит она.

Её голос во сне как настоящий, будто она здесь. Седые волосы раздувает ветер. Я уютно устраиваюсь у неё на груди, мне не хочется уходить. Вообще. Что-то толкает меня в руку. Смотрю – черепаха тычется носом.

«Торопыжка!»

Я глажу рукой панцирь.

Торопыжка неожиданно прячет голову под панцирь.

К нам подходит человек в радужном головном уборе из перьев. Рядом с ним маленький пушистый белый кролик.

«¿Quieres escuchar un cuento?[27] – начинает Лита. – Знаешь историю о кролике и Кетцалькоатле?»

Она кивает в сторону подходящих к нам человека и кролика, настоящих, как и Лита.

Я думаю о радужном боге-змее и о кролике, спасшем ему жизнь.

«Да, знаю, – отвечаю я. – Кетцалькоатль пришёл на Землю в человечьем обличье. Но обессилел и чуть не умер, ведь он не знал, что людям нужно пить и есть».

«А кролик его спас», – шепчет она.

Кетцалькоатль шагает по пустыне, возродившись в странном сне, как в сцене из либрекса. Он падает передо мной и Литой. В воздух поднимается пыль. Кролик прыгает к нему, трогает перья и тычется розовым носом богу в лицо.

«Тебе нужно восстановить силы», – говорит ему кролик.

Я толкаю Литу.

«Это та часть, где кролик предлагает себя съесть, да?»

Лита кивает.

И, как в истории, которую я слышала раньше, Кетцалькоатля поражает самопожертвование и щедрость кролика. Кетцалькоатль не ест белого кролика. Он возносит его на небеса, и силуэт остаётся на поверхности Луны, чтобы всем напомнить о величии крохотного существа.

Но этого не происходит. Вместо следования канону, кролик поворачивается к нам.

«Иди за мной», – зовёт он.

А смотрит не на Кетцалькоатля или Литу. На меня.

«Я тебя спасу».

«Мне не нужны еда и питье», – отказываюсь я.

«Я предлагаю тебе гораздо большее, – сообщает кролик. – Риск и самопожертвование надо вознаградить».

Я понимаю, что он говорит о Лене.

«Мне кажется, я его не спасла».

Кролик прыгает в сторону гор Сангре-де-Кристо.

«Идём», – оглядываясь, зовёт он.

Кролик этого делать не должен. Я пытаюсь направить сон по мотивам сказания, однако ничего не меняется.

Я смотрю на луну.

«Петра, его там нет, – говорит Лита. – Вот он».

Она показывает на кролика, прыгающего по пустыне.

Луна без серой каймы светит, словно бледная мерцающая кожа Коллектива.

«Смотри, куда он ведёт», – спокойно советует Лита.

«Но я боюсь».

«Волков бояться…»

Я кричу, сама того не желая, и показываю на бескрайнюю пустыню.

«Лита, это не океан! Я умру, если пойду следом. Ты как-то сказала, что в мире полно обманщиков, кролик может быть из таких».

Я показываю на безжизненное тело Кетцалькоатля.

«Посмотри, что с ним стало. Он пошёл за кроликом и умер».

Тело божества превращается в пыль, поднимается вихрем и исчезает.

Живот сводит от страха.

«Так не должно быть. Лита, зачем ты меняешь истории?»

Она смеётся.

«Это не я, а ты».

Она кивает на кролика.